Федерико залез в свою карету, рыцари и придворные взгромоздились на коней. Повозки, запряженные мулами, вывели во двор. Елена начала рвать на себе волосы, рыдая во весь голос. Я соскочил на землю, чтобы утешить ее, между тем как обоз прополз мимо нас и выехал через ворота. Щеголь и некоторые другие дегустаторы встали возле конюшни, наблюдая за нами.
— Езжай! — сказала Елена, вытирая слезы. — Езжай, пока они не сделали тебе дурного!
Стражники закрывали ворота, но я не хотел оставлять Елену. Разве я не потерял Агнес точно так же? Однако она заверила меня, что дегустаторы не посмеют ее тронуть, поскольку она служит архиепископу, да к тому же вокруг полно охраны.
Я сказал, что когда-нибудь вернусь к ней. Не важно, будет ли она в Ниме, Милане или Париже — я найду ее, пусть даже на поиски уйдет вся моя оставшаяся жизнь, потому что жить без нее не стоит. Елена прильнула ко мне, прижав свои нежные пальчики к моим губам, и сказала:
— Если будет на то воля Божья, мы встретимся вновь. А сейчас, Уго, езжай, прошу тебя! Езжай!
Я сел на лошадь. Дегустаторы, размахивая шпагами и дубинками, ринулись ко мне. Я пришпорил коня, разогнал их и галопом промчался по двору castello, еле успев проскользнуть через закрывающиеся ворота.
Глава 25
По дороге в Милан Чекки прозвал меня «il miraculo vivente» — живым чудом. Но я был едва жив, и жизнь моя не походила на чудо. Несмотря на то что у меня были все основания для радости, я погрузился в меланхолию. И не только потому, что нашел любовь всей своей жизни и тут же ее потерял. Я просто устал, и физически, и морально. Кости у меня ныли, кровь еле текла по жилам, я маялся от бессонницы. Когда же мне наконец удавалось заснуть, меня мучили кошмары, в которых я видел смерть и предательство. Я приобрел привычку оглядываться через плечо и облизывать губы, как те дегустаторы, с которыми мне довелось повстречаться. Да, я победил брыластого, но он превратил меня в немощный призрак. Я наконец понял, что имел в виду Томмазо, предостерегая меня от сближения с Федерико. Я заразился от герцога всеми его страхами.
Поэтому, когда на третий день пути Чекки сообщил мне, что Федерико приглашает меня в свою карсту, я не хотел идти. Чекки не сомневался в том, что у меня есть веские причины, однако посоветовал не противиться приказам Федерико.
Остальные уже были там и слушали, как Септивий читает о римском императоре, победившем орды франко-германцев.
— Его любили? — поинтересовался Федерико.
— Он был стоиком.
Губы у Федерико сморщились, как фига.
— Стоиком?
— Для стоиков добродетель — высшее благо, — объяснил Септивий. — Они верили, что для того, чтобы найти истинную свободу, вы должны отречься от страстей.
— Это я могу, — заявил Федерико, вгрызаясь в персик.
Мы дружно кивнули.
— А также отринуть от себя неправедные мысли, — продолжал Септивий.
— У меня никогда не бывает неправедных мыслей, — сказал Федерико, вытирая с подбородка сок.
Мы снова кивнули.
— А также жить среди природы, отвергая все поблажки, — закончил Септивий.
Федерико проглотил последний кусок персика.
— Basta. Завтра мы снова почитаем.
Септивий поспешно закрыл книгу и удалился, сопровождаемый Пьеро и Чекки. Бернардо дернул меня за рубашку, приглашая последовать за ним.
— Иди, — велел ему Федерико и запустил косточкой персика в его затылок. — Извини, — сказал он, когда Бернардо, обнажив лошадиные зубы, обернулся к нам. — Неправедная мысль. — После чего обратился ко мне: — Ты знал, что Марк Аврелий преследовал христиан? А у них в то время даже не было папы! — Он поправил подушки за спиной и принялся за следующий персик. — Тебе понравился Милан?
Я сказал, что да, хотя и не так, как Флоренция.
— А где картины и скульптуры лучше: во Флоренции или в Милане?
Не понимая, почему он спрашивает, я осторожно ответил:
— Мне понравилась фреска Марии Магдалины.
— С книгой в руках? Да, мне она тоже понравилась. Кто ее написал?
— Джованни Педрини.
— Джованни Педрини. — Федерико кивнул. — Ты видел шедевр да Винчи в синьории? Дерево с золотыми подвесками? Великолепно! Просто великолепно. Жаль, что ты не видал росписи и мечети в Стамбуле!
Он рассказал мне об изумительных мечетях, мозаике и драгоценностях, которые видел, когда служил султану. Меня удивило, что он не только это помнит, но и делится со мной.
— Мне хотелось бы сделать что-то подобное. — Герцог раздвинул шторки. — Посмотри на облака! Правда, они похожи на скульптуры?
Я сел рядом с ним и выглянул в окошко. Странное ощущение — разговаривать с ним, как с простым смертным!
— Да, — сказал я. — Вон то облако… Оно напоминает голову Давида во Флоренции.
— Действительно.
Боже правый! Он согласился со мной!
— Мне понравился собор во Флоренции, — добавил я, — и особенно статуя Давида. Неземная красота!
Федерико задумчиво глянул на облака, а потом задернул занавеску.
— Ты упомянул Милан, Флоренцию и даже Парму, но ни слова не сказал о Корсоли. Ни единого.
— Ваша светлость! Это просто потому, что…
— Корсоли — дыра, — сердито буркнул он.
— Прошу вас, позвольте…
— Не позволю! Но мы это изменим. — В глазах у него загорелся честолюбивый огонек. — Я построю алтарь Деве Марии в соборе Святой Екатерины.
— Чтобы он перекликался с золотой Мадонной, да?
Похоже, он напрочь забыл о золотой Мадонне.
— Да, — буркнул он, словно разочаровавшись в своей идее. — А еще я хочу сделать пристройку к замку.
— Башню?
— Нет, новое крыло в задней части, где будет располагаться библиотека. Чтобы писцы смогли переводить там мои манускрипты.
Я и не знал, что у него есть манускрипты!
— Таким образом вы превратите дворцовый двор в квадрат, — заметил я.
— Точно, я сделаю его квадратным.
— Это смелая и превосходная идея, ваша светлость.
— Да, смелая. И превосходная. Двор получится закрытым, и писцы смогут смотреть в него, пока будут работать. Я говорил с Брамантино, когда мы были в Милане. — Он начал взбивать свои подушки, а потом глянул на меня так, словно я должен был ему помочь. С тех пор это стало моей обязанностью. — Но я не хочу терять свой сад, — добавил герцог. — Во дворце должны быть сады — для размышлений.
— Их можно разбить на холме.
Федерико посмотрел на меня, как ястреб на кролика. Только я собрался извиниться, как он спросил:
— То есть как висячие вавилонские сады?
Я в жизни не слыхал о висячих вавилонских садах, а потому ответил:
— Да, только больше.
— Больше! Конечно, больше. — Он потер руки. — Я хочу, проснувшись, видеть склон холма, покрытый цветами. Висячие сады Корсоли! Мы посадим этих миланских придурков в лужу! Ты знаешь, что они говорят о Корсоли?
Я покачал головой, хотя и догадывался.
— Захолустье! Они называют мой город захолустьем!
Я видел, что надвигается буря, а поскольку мы были с герцогом наедине, она неминуемо должна была обрушиться на мою голову.
— Ваша светлость, это лишь показывает их глупость, потому что по чистоте и порядку им далеко до Корсоли.
— Ты заметил? — вскричал он.
— Они сущие свиньи, — соврал я. — Видели бы вы комнаты для прислуги! Вы пришли бы в ужас.
— Я так и знал! Это все из-за немцев. И швейцарцев. И французов. Они все свиньи! Я обустрою Корсоли на зависть всей Италии! Я сделаю его чистым и уютным!
Стоило мне вылезти из кареты герцога, как меня забросали вопросами: «Что он сказал? Чего он хотел?»
Я ответил, что Федерико разговаривал со мной конфиденциально и я не могу предать его доверие.
Чекки взял меня за руку, и мы пошли чуть впереди кареты, там, где цокот копыт заглушал наши слова.