Вы спросите, откуда я знаю фламандский язык? Да не знаю я его! И языка-то такого по сути нет. Как-то я размышлял об одном своём пациенте. Сложный был случай. Я не понимал, почему с ним ничего не работает. Хотя, по идее, должно. Запутался я, ступор поймал. Но существует такая психотехника: если попал в творческий тупик - займись чем-то другим, а лучше тем, чем никогда в жизни не занимался, и тогда, в один прекрасный момент, идея придёт, и ты возопишь «Эврика!», как тот Архимед. На книжном развале я увидел книгу «Диалект Французской Фландрии». Купил. Оказалось, что фламандский язык - это диалект нидерландского, а самого по себе фламандского языка не существует. Ну, поизучал я, с недельку, этот диалект. Действительно помогло.
Впрочем, и Алтай и, соответственно, я, прекрасно понимали звучащую в том мире речь без малейшего знания их языка. Так же, как я видел Алтая и со стороны, и одновременно находился в его теле, и как бы имел с ним одну душу, так же и он, видел графа и со стороны, и в то же время был им самим. Поэтому, когда Алтай испытывал видения, я тоже становился и этим графом, и сторонним наблюдателем, ведь я вижу и переживаю всё то, что и Алтай.
Нельзя было не обратить внимания на то, что видения ко мне стали приходить с того же самого времени, что и у Алтая. У него, как и у меня, это началось чуть больше полугода назад. И сдаётся мне, что случилось это с нами в один и тот же момент. У него, когда он чуть не был убит взрывом, а у меня... Ну, об этом, как-нибудь позже...
Видения о графе являлись Алтаю, сначала по кусочкам, из которых позже сложился пазл, и Алтай уже знал о графе всё - его прошлое, всё, что происходило с ним до настоящего времени... - словом всё то, что знает о себе сам граф. Я не буду рассказывать историю создания Алтаем (а значит и мной) этого пазла. Я расскажу о том, что на нынешний момент, и Алтаю, и мне, известно о графе. Расскажу до того момента, где видения Алтая обрываются, ведь Алтай, наверное, уже заснул, в той сухой степи под деревцем между сопок.
Глава 6
Тим Монро
По дороге, вьющейся жёлтой лентой по холмам, покрытых изумрудным лиственным лесом, катилась коричневая лакированная карета, запряжённая двойкой вороных лошадей. В карете сидел молодой человек в сером рединготе, с прямоугольными вырезами и широкими обшлагами, тонкими чертами лица и светлыми глазами. Облокотившись на раму каретного окна, подперев подбородок ладонью, молодой человек мечтательно смотрел вдаль, туда, где его взору, вот уже совсем скоро, должно будет открыться безбрежное лазурное море.
Прошли почти сутки, как молодой человек покинул дворец с резной колоннадой в фасаде, своё родовое гнездо в Монро-Хилле. Покинул, чтобы пуститься в дальний путь за Великое Море, в Новую Землю, континент, лежащий за многие тысячи лин от его родного Монро-Хилла. Причина, толкнувшая его на это, во все века считалась веской. Пенни Фельдстаг, дочь университетского друга отца молодого человека, графа Эмиля Монро.
Это было около трёх лет назад. Отец представил ему, прибывших в графское имение погостить, перед отъездом в Новую Землю, своего давнишнего друга, мистера Фельдстага и его восемнадцатилетнюю дочь. Выйдя тогда в залу, молодой человек увидел, добродушного на вид, высокого господина, с большими рыжими усами, а рядом с ним прелестную хрупкую девушку, в очень простом, без отделки платье из светлой ткани, украшенной небольшими букетиками цветов, лёгком карако, и с элегантной тросточкой в нежных ручках с длинными пальчиками. При представлении, девушка, на мужской манер, пожала молодому человеку руку, чем изрядно и удивила, и умилила его.
Гости находились в имении неделю. И почти всё это время молодые люди провели в обществе друг друга. Почувствовав взаимные интерес и симпатию уже при первом взгляде, начав беседу, у обоих возникло ощущение, будто они знают друг друга много-много лет. Пенни оказалась блестяще образованной девушкой. Собственно говоря, это и было причиной, почему она, дочь богатого землевладельца из Новой Земли, до восемнадцати лет жила здесь, в Старом Свете, в Брагани, так далеко от своего отца. Мистер Фельдстаг, хотел дать ей хорошее образование, что в Новой Земле едва ли было возможным. Здесь же он нанимал для неё лучших профессоров из столичного университета. Но вот обучение закончено, и девушка отбывала за море вместе со своим отцом.
Пенни, с жаром и увлечением, могла говорить и спорить о философии и литературе, музыке и истории, астрономии и политике... Но самое главное, что роднило молодых людей, было то, что оба они носили в сердцах своих идею улучшения мира. И оба сходились в том, что считали, что мир, несомненно, станет лучше, добрее, совершеннее, если в нём будет жить больше просвещённых людей. Оба были уверены, что основной источник страдания в этом мире - невежество. Образованный и просвещённый человек не будет причинять зла, потому-что способен заглядывать далеко, способен видеть связь явлений между собою, и потому осведомлён о последствиях причинения зла. Образованный и просвещённый человек не позволит себя надуть, не позволит себя унизить, не позволит себя угнетать. Так полагали эти юные идеалисты. Но больше всего поражало и восхищало молодого графа в этом необыкновенном существе, по имени Пенни Фельдстаг, то, что помимо высоких, но абстрактных идей по улучшению мира, что, собственно, всегда свойственно прогрессивно настроенным мечтательным юным натурам, Пенни знала, что и как она будет для этого делать. Она говорила, о том, что простые люди, переселенцы в Новую Землю, в массе своей, абсолютно безграмотны, не умеют ни читать, ни писать. А это выгодно власть придержащим, ведь тёмными людьми легче управлять. Наверное, этих людей мы потеряли, но их дети! Я хочу, я должна создать бесплатные школы для этих детей. Отец обещал поддержать меня. Я знаю, сложностей будет много, очень много. Но я буду работать, я буду бороться. Я чувствую в этом своё предназначение.