Выбрать главу

- Что-то ты давно не получала наказаний, негодная обезьяна.

- Но так ведь я следую основному правилу: ничего нельзя, - нашёлся Тим.

- Да? А вот до меня дошли слухи, что ты, в своём зверином кругу выказываешь недовольство условиями содержания в этом священном месте.

- Не бывало этого, Великий Господин сменный начальник стражи! Какое-то недостойное животное смело обмануть Вас.

- Ой, лукавишь, хитрая обезьяна! Но меня тебе не провести. Будешь наказана! Завтра, на день, вместо Крутильни, отправишься в Давильню. Не забыл, что ты должен ответить?

- Беспрекословно повинуюсь, о, Великий Господин! Слава Великому Крауру!

- Ну вот и чудненько.

На следующий день Тима отвели в Давильню. То была квадратная каменная яма, со стенами высотою в метра четыре. В ней колыхался лес поднятых кверху человеческих рук. Люди, стоящие в ней были сгружены и притиснуты друг к другу настолько плотно, что казалось с неизбежностью должны были задохнуться в этой невероятной тесноте. Тима подвели к краю и толкнули вниз. При этом стражник крикнул стоящим в яме: «Эй потеснись, уроды!».

Тим упал прямо на руки и головы сдавленных узников. Раздались стоны и проклятия. Каким-то чудом этой спрессованной до предела человеческой массе удалось освободить для вновь прибывшего ещё немного места. Тело Тима, мало помалу, стало опускаться вниз, протискиваясь меж телами других несчастных, пока ноги, наконец, не коснулись пола. Находящиеся рядом узники хрипели ему: «Сведи плечи! Сведи локти! Руки кверху поднимай, придурок!»

Тим оказался жестоко сдавленным со всех сторон. Стало тяжело дышать. Волна паники накрыла его. Сердце забилось так часто, что показалось, что оно сейчас, не выдержав этой безумной скачки, разорвётся. Голова закружилась, в глазах потемнело, тело ослабло. Тим, наверное упал бы наземь, но это было невозможно, так как давившие отовсюду горячие человеческие тела, просто не позволяли это сделать. По рукам и ногам пошли судроги, удушье стало невыносимым. Тим понял, что умирает, и единственное, что ему захотелось сейчас, чтобы смерть, поскорее прибрала его к себе. Выхода не было, как и тогда, на «Инделисе», когда он будучи парализованным оказался загнанным чудовищами в тупик.

Но смерть снова не торопилась приходить, и даже сознание не покинуло его. Стражники же свалили на несчастных тяжёлый камень, и последним приходилось руками отталкивать его от себя на головы других. Много часов, до глубокой ночи, камень плавал над головами по морю рук, выбивающихся из последних сил, узников.

Когда пытка, наконец, закончилась, едва живого Тима вернули в свой загон. После молитвы, Фиск спросил у него:

- Как ты, дружище?

- Сначала я было простился с жизнью, а потом основной заботой стало отталкивать этот чёртов камень подальше от своей головы и голов, ближайших своих соседей. Давильня - это ужасно. Кручение нашего колеса кажется мне раем, по сравнению с тем, что испытывают, день за днём, узники Давильни.

- Как ты думаешь, почему ты попал именно туда? Почему Ур решил наказать тебя именно таким образом?

- Будто бы он знал, чего я больше всего боюсь?

- Именно. Кто ещё, кроме меня, мог об этом знать? Кому, кроме меня, ты мог об этом рассказывать? Ну, вспомни!

- Жуб! Я рассказывал это Жубу несколько недель назад.

- Эх, Квалуг... - покачал головой старик.

В соннице, перед отходом ко сну Тим постарался подобраться поближе к Жубу. После того, как факелы были погашены, дверь заперта, и узники оказались в почти полной темноте Тим окликнул:

- Жуб! Ты меня слышишь Жуб?

- Кто это? - отозвался тот.

- Это я, Квалуг.

- Чего не спится тебе? Или день в Давильне был для тебя слишком лёгок?

- А не будет ли угодно тебе, любезный Жуб, объяснить мне, почему Ур отправил меня именно туда? - спросил Тим с ехидцей.

- Почему я должен об этом знать? Что за идиотские вопросы задаёшь ты мне, Квалуг!

- Только ты знал, чего я больше всего боюсь. Только ты знал, что способно доставить мне наибольшие страдания.

- Ну и что? Господин Ур и сам мог об этом догадаться, он ведь очень проницательный человек. Он не вышел происхождением, и потому прокладывает себе дорогу наверх своим недюжинным умом и рвением. Он чувствует все наши страхи.