Это удар бича прервал речи Ширша. Рядом с яростно хлестающим его надсмотрщиком стоял разгневанный офицер и что-то кричал, уставившись на Ширша и выпучив глаза. Подбежал ещё один матрос, и все вместе они принялись яростно избивать ногами Тима и Ширша. Били долго и жестоко. Били до тех пор, пока невольники не лишились чувств. Затем матросы вылили на них несколько ведёр воды, встряхнули, и снова водрузили на скамью.
- Транег ломбрер! - рявкнул офицер.
- Продолжайте грести, - перевёл задыхающийся, отплёвывающийся кровью Ширш.
Голова Тима гудела, перед глазами стоял туман, в боку что-то хрустело, и каждое движение сопровождалось острой сильной болью.
- Как ты? - спросил его Ширш, когда офицер и надсмотрщики отошли от них.
- За что они нас? - прохрипел Тим.
- Эх, дружище Квалуг! Говорил же я тебе, что чем быстрее ты забудешь, кем ты был в прошлой жизни, тем будет для тебя лучше! Говорил же я тебе, что отныне и до самой смерти - я Ширш, а ты - Квалуг. Говорил же я тебе, что если они услышат, как мы называем друга по прежним именам, нас крепко накажут. Они считают, что мы, все те, кто не Карклунцы - животные. Они хотят, чтобы и мы признали эту, непреложную для них истину, и перестали называть себя и друг друга человеческими именами. Я проявил неосторожность и назвал наши былые имена. Капитану и офицерам наши имена известны. Офицер проходил мимо и услышал, что я их упоминаю.... Как ты себя чувствуешь? Грести можешь?
- Очень болит бок. Похоже, они сломали мне ребро. Тяжело грести, больно.
- А грести придётся, Квалуг, придётся... Иначе будет ещё хуже. А то, что рёбра тебе сломали - это ничего. Мне их не раз ломали. Я к этому уже привык. И ты привыкнешь. Сломанные рёбра, боль - это пустяк, по сравнению с тем, что тебя ждёт, поверь мне, - сказал Ширш и захохотал.
В его глазах снова появился жуткий безумный блеск. Из разбитого носа и рассечённой губы бежали ручейки крови, капая со спутанной бороды на костлявую грудь и впалый живот. Смеясь во весь свой окровавленный рот, Ширш щерил чёрные гнилые обломки зубов. Это было страшно и странно, но Тиму показалось, что Ширш получает от всего этого кошмара удовольствие. Удовольствие от боли, крайнего унижения, бедственности и безысходности своего положения, от своей льющейся крови, от своих страданий, от страданий Тима, от страданий всех остальных невольников на галере... В подтверждение мыслей Тима, Ширш торжествующе завопил:
- Мы прокляты! Мы все здесь прокляты! Справедливость Господня существует! Слава Господу! - и ещё несколько минут его сотрясал безумный хохот.
«Наверное, бедолага двинулся рассудком. Что ж, немудрено после восьми лет такой жизни» - решил Тим.
Вскоре Ширш угомонился, замолчал. С час они гребли не разговаривая. Молчание первым прервал Ширш:
- Жрать хочется. Когда уже нас накормят? Пора бы уж.
Огромный барабан внезапно смолк. Мускулистый гигант-барабанщик зычно гаркнул: «Ароб!» Все вёсла были разом подняты из воды. Матросы отвязали от скамьи несколько невольников. Спустя минуту рабы уже волокли по палубе большущий прямоугольный железный чан со знакомой Тиму омерзительной похлёбкой. Другой еды для невольников не было. Матросы разливали похлёбку по мискам и грубо совали её прикованным к скамьям рабам, покрикивая: «Шран! Шран, хрыщес!»
- Что они кричат? - спросил Тим.
- Говорят: «жрите, жрите, свиньи», - ответил Ширш.
О, да! Это была та же самая, знакомая Тиму похлёбка, такого же белёсого цвета, также отвратно воняющая, только наскомых в ней было побольше.
- Что это за мерзость? - спросил Тим Ширша.
- Этот милый жучок называется «большой карклунский таракан». Почему-то, нигде кроме Карклуна он не живёт, но на Карклуне его - в изобилии. На Карклуне он вездесущ. А что? Между прочим, очень вкусно и питательно! Так что, ты ешь, дружище, не стыдись. Чтобы грести, нужны силы.
После обеда, на время отвязанные рабы, начали обдавать сидящих морской водой из больших ржавых вёдер. Эта процедура была весьма кстати в такой-то зной.
- Только не думай, что карклунцы разрешают полить нас, чтобы доставить нам наслаждение, - заметил Ширш.
- А для чего тогда они это делают? - удивился Тим.
- Узнаешь. Скоро ты это узнаешь, - хитро прищурившись ответил Ширш, и зловеще улыбнулся.
Пятерых рабов снова привязали за ноги к балкам под скамье. Барабанщик крикнул: «Дарба!», и принялся выбивать бой. Невольники вновь взялись за вёсла.
Через пару часов Тим обратился к Ширшу: