Чтобы стать моей подругой, девушка должна была быть не болтлива. Не скажу, что у меня совсем не было приятельницы или близкой подруги, но если в какой-то момент одна из них становилась мне в тягость, я тихо расставалась с ней. Я не могла понять, почему это происходит, скорее всего, я просто теряла к подруге интерес или, боясь быть брошенной, прекращала отношения первой. Когда я училась в женской школе, у меня были две подруги и мы всегда ходили вместе. Если время уборки в классах не совпадало, они ждали меня. Естественно, если у нас происходили размолвки, нам было больно. Эти школьные отношения стали для меня личным опытом. Я больше привыкла ходить всюду одна. Когда я направлялась в школу или возвращалась домой, а впереди шла не очень близкая подруга, я избегала ее компании. Я не присоединялась к ней, даже если мне приходилось специально идти медленнее, потому что мне не хотелось чувствовать себя скованной. Когда кто-то был рядом, я зажималась. Конечно, это могло выглядеть как крайняя степень эгоцентризма, но для меня это была привычка, сложившаяся еще в детстве, когда я с первого класса ходила в школу одна по длинной дороге через гору. Мне требовалось утешение, лекарство от одиночества, и я нашла его. Это была фантазия, жившая в моем сердце. Однако это вовсе не означало, что я все время проводила одна. Время от времени у меня появлялись подруги, но обычно дружба с ними длилась недолго. Те, с кем я какое-то время поддерживала отношения, или были невнимательны ко мне, или, находясь со мной, думали и говорили о вещах меня не интересовавших. Впрочем, я не отличалась от них. Лишь девушка с очень добрым сердцем могла стать подругой, с которой я вела бы душевные разговоры.
Мне не хотелось быть скованной. Мне хотелось взрослеть, свободно расправив плечи.
ЭПИЛОГ
Олькхе в конце концов купила место для магазина на рынке «Дондэмун». Это случилось в начале 1953 года. Прошло чуть больше года с тех пор, как она начала торговлю в прифронтовом военном городке. Хоть ей и пришлось оставить то дело, она получила колоссальный опыт и стала отличным продавцом. Я высоко ценила ее труд, она в ответ не поскупилась на похвалу, говоря, что, если бы я не взяла на себя ведение домашнего хозяйства, она не смогла бы работать. Мать тоже сказала, что я достойна похвалы. Если бы у меня не хватило духу все время обеспечивать нашу мать остатками еды со стола янки, наверное, мы с олькхе не смогли бы так подружиться. Я была рада дружбе с ней и гордилась ею.
Мать сделала одно большое дело. Продав дом, находившийся за баней «Синантхан», и переехав в более просторный дом, она не только смогла сэкономить немного денег при его покупке, но и отдала оставшееся олькхе, когда та покупала место для магазина. Мать, как и положено хозяйке большого дома, задумала жить, в будущем сдавая комнаты в аренду. Однажды она сказала:
— Пусть район будет чуть хуже, чем наш, но, выставив на продажу дом, я куплю другой, с множеством комнат.
Услышав это, я поняла, что она начала присматривать новое место еще до продажи нашего дома. Честно говоря, я тоже хотела избавиться от дома за баней «Синантхан». Задолго до решения матери о переезде я предприняла несколько попыток поговорить с ней об этом, но тогда мать не обращала на мои слова никакого внимания. Из-за печальных и суровых событий, произошедших в доме, у меня не лежала к нему душа. Мать, словно по привычке повторявшая, что всегда будет жить в нем, под моим сильным давлением в конце концов решилась на переезд, и теперь она хотела продать дом как можно скорее. Из дорогого района Самсонгё нам надо было переехать в сторону дешевого района Хансонгонё. Мать, присмотрев там дом со множеством комнат, торопилась. Она заключила договор даже раньше, чем мы продали наш дом. Я хотела остановить ее, сказав, что дом может продаваться долго, но потом, подумав немного, решила, что беспокоюсь напрасно, ведь мать хранила деньги, заработанные олькхе, поэтому бояться было нечего. Впоследствии мы смогли продать наш дом намного дороже, чем мы думали, но это случилось благодаря денежной реформе.