Что ж, если мой разум хотел меня убить, то лучше бы уж просто вытолкнул из окна.
Я рефлекторным движением попытался стряхнуть снежную пыль с плеча и, с удивлением заметил лямку рюкзака, что висел у меня за спиной. Я не помнил, как и зачем его собирал, но вдруг там найдется что-то полезное. Я торопливо снял со спины нетяжелую сумку и, расположившись прямо на заснеженной платформе, начал рыться в его внутренностях.
Я додумался взять с собой ноутбук без зарядки, небольшой налобный фонарик, зубную пасту, два почерневших банана и игрушечную машинку моего сына. Весьма странный набор.
И вот я сидел на корточках подле своей разверстой сумки, твердо осознавая, что мне скорее всего конец, и неожиданно рассмеялся в голос. Мне вдруг стало очень весело в тот момент, когда я представил удивленные лица полицейских, что найдут мое окоченевшее тело и, открыв рюкзак, найдут в нем столь любопытный набор предметов. Это будет один из тех забавных случаев, что пересказывают друг другу во время застолий, а затем, спустя много лет он обрастет кучей подробностей и превратится в дрянной анекдот, что печатают в дешевых сборниках на плохой переработанной бумаге.
Но тут подул холодный ветер, и я почему-то весьма живо осознал, что мою курьезную кончину и нынешний момент моего бытия разделяет ряд неприятных и весьма болезненных часов, на протяжении которых я буду медленно замерзать на этой богом забытой станции.
Стоп! Да что же твориться с моей головой-то?! Ведь если я сюда приехал на электричке, то и обратно смогу вернуться на этом же поезде! Надо только найти расписание. Я выхватил из рюкзака так кстати захваченный мною фонарь и, оставив сумку валяться прямо посреди платформы, спрыгнул на полотно. Затем, перебравшись через рельсы, я взобрался на противоположный перрон и с помощью фонарика нашел табличку с названием железнодорожной станции и расписанием прибывающих поездов.
Первым делом я отряхнул снег с верха таблички, где большими буквами было обозначено название станции. И тут меня ждала первая за весь день хорошая новость – название станции было мне знакомым. Если меня снова не подводит память, я сейчас располагался в четырех остановках и двадцати километрах от родного города.
Станция незамысловато именовалась «Дачная» и была построена для сообщения трех дачных поселков с городом. И словно бы для того чтобы никого не обидеть, строители решили возвести ее прямо посреди леса на равном удалении от всех трех дачных угодий.
Что ж пускай я находился на совершенно не востребованной зимой станции, зато я теперь хотя бы знал, где я.
Затем я смахнул снег с расписания поездов, и внимательно изучив его, издал жалобный стон. Последняя электричка в обратном направлении ушла двадцать минут назад, а возобновится железнодорожное сообщение лишь завтра утром. И первая электричка будет здесь только в 7:02.
Так, а что если поехать дальше в изначальном направлении? Кажется, через две остановки будет небольшой город, где хотя бы будет к кому обратиться за помощью. И с этой робкой надеждой я снова пересек полотно и проделал те же манипуляции с табличкой на противоположной платформе.
Робкая надежда умерла во мне в тот момент, когда я понял, что та самая электричка, на которой я прибыл на эту станцию, собственно и была последней. Я закрыл глаза и поднял лицо к небу, позволяя редким снежинкам касаться моего лица, принося освежающую прохладу.
Никого вокруг. До ближайшего городка, думаю, километров десять. Это если напрямик. А напрямик – это не зная дороги через лес по пояс в снегу. И скоро, повинуясь требованиям инстинкта, я все же попробую преодолеть этот путь, ведь невозможно будет просто сидеть на платформе и покорно ждать, пока холод одолеет меня.
Но сейчас чувствовал какое-то странное смирение. Я был отчасти даже доволен тем, что происходит. Ведь теперь никто не позвонит и не попросит меня что-то сделать, никто не будет тиранить меня по поводу вечной нехватки денег, и больше не придется каждый день заниматься той ненужной ерундой, за которую мне платят зарплату.
Завтра меня еще не хватятся. Жена подумает, что я пошел на работу не заходя домой, а на работе подумают, что я остался дома с женой. Лишь спустя два дня кто-нибудь задумается о том, куда же я пропал, почему вдруг осмелился перестать отдавать свой вечный долг.