А ночью, зная, что все равно не смогу уснуть я просматривал наши семейные фотоальбомы. Мне было больно осознавать, что обстоятельства, стоящие за определенными фотокарточками, я не в силах был вспомнить. Вот фотография, на которой я стоял рядом с каким-то молодым человеком, и мы показывали «класс» фотографу. Я не помнил кто он. Возможно это мой близкий друг? Или, наоборот, какая-то известная персона, с которой мне повезло сфотографироваться? Я не помнил этого человека, посему не мог верно оценить ценность данной фотографии. Ведь фотографии сохраняли в себе лишь сиюминутное состояние людей. Они обладали той магической силой, что вызывала в нас определенный эмоциональный отклик, наделяла смыслом эти обрывки глянцевой бумаги уже наша память, а на мою память уже какое-то время нельзя было полагаться.
Вот на фотографии запечатлены мы с женой. Оба мы счастливы, я обнимаю жену за талию, а она одной рукой опирается на мое плечо, а другой обнимает свой округлившийся живот. Умом я понимаю, что это чуть ли не единственное доказательство того, что когда-то мы были с ней счастливы. Я даже испытываю некую глупую зависть по отношению к тому молодому человеку, чья любимая жена находится на последних месяцах беременности и совсем скоро в их семье случится пополнение. Но я не помню когда, где и кем было сделано это фото. Оно существует само по себе, словно бы на фотографии был запечатлен не я, а мой брат-близнец, чье место в мире я сейчас совершенно необоснованно занимал.
–
На следующее утро, едва я успел сесть за свое рабочее место, ко мне подошла Надежда и попросила пройти в ее кабинет. Она не была зла, не выглядела расстроенной, скорее просто была настроена поговорить.
На ней снова был строгий брючный костюм и туфли на шпильке. Свои длинные черные волосы она убрала в конский хвост, и, следуя за ней по коридору, я заметил небольшую татуировку на шее. Ее было плохо видно из-за ворота жакета и волос, но, кажется, это был Уроборос.
Наконец мы дошли до двери, на которой была приклеена табличка: «Надежда Симидзу, руководитель аналитического отдела». Начальница открыла дверь и пустила меня в кабинет, после чего зашла сама.
Ее кабинет чем-то напоминал ее саму. Выглядел он очень по-японски – сдержано, функционально и при этом с некими намеками на дань традициям. Но при этом на одной из стен висела огромная репродукция картины Поленова «Золотая осень», что резко диссонировало с остальными элементами интерьера.
Такой же была и хозяйка этого кабинета. Надежда всегда была одна, всегда была сама по себе. Она была настолько сдержанной и скрытной, что никто и никогда не мог с уверенностью сказать, что у нее на душе. Но при этом, на общих посиделках она нередко сильно напивалась и вела себя откровенно развязно. В ней смешались две культуры, причем смешались так, что ни одна из них не могла быть ясно выражена, что мучило Надежду, не давая ей найти единение с самой собой.
Когда мы зашли в кабинет, Надежда резким жестом указала мне на стул, стоявший напротив ее стола, а сама подошла к своему креслу и неожиданно скинула с себя свои шикарные туфли.
– Ты не представляешь, насколько в них неудобно ходить, – скорее сама себе сказала Надежда. – Кофе?
– Да пожалуйста. – Я был несколько удивлен ее радушием, и не стал отказываться.
И пока она колдовала над кофемашиной, я попытался разглядеть татуировку на ее шее, и тут вдруг осознал, что никакой татуировки там нет. Неужели мне померещилось?
– Тебя два дня не было на работе, и я не могла тебе дозвониться. Что-то случилось? – сказала Надежда, передавая мне чашку ароматного кофе.
– Накануне я поехал на дачу, проверить как там дела, и застрял там.
– Ты поехал туда посреди зимы? – Я сидел на кресле, Надежда подала мне кружку кофе и начала бесцельно прохаживаться по своему кабинету.
– Да, почему бы и нет?
– Странно.
– Как есть.
– Слушай. Если ты на собеседование ездил, то так и скажи. Я ведь тебя понимаю, как никто другой. После всех этих урезаний и сокращений я и сама бы с радостью ушла, да некуда, – она ухмыльнулась.
– Нет, я не был на собеседовании. Я очень давно не был на собеседованиях, если честно.
– Почему?
– Бесполезно. Слишком много тех, кто ищет работу и слишком мало тех, кто ее дает.
Надежда остановилась посреди комнаты и посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд был настолько острым, что я невольно отвел глаза.
– Как ты вообще? – вдруг спросила она.
– Нормально, – выдавил я из себя.