Пока она говорила, Марк смотрел больше на нее, чем на птицу. Что-то знакомое было в ее облике, словно он некогда видел ее изображение — неизвестно, где и когда. Он успел составить впечатление об этой женщине и по какой-то неясной для него самого причине не желал реагировать на ее острый, возбужденный тон и речь-скороговорку. Упрекнул себя за это. Подумал, что слишком много времени провел на Иане — сначала среди досужих людей в колонии, потом среди ианцев, вся жизнь которых статична — и отвык от общения с импульсивными людьми, ведущими активную и напряженную жизнь. Он уже приготовился спросить, откуда прибыла гостья и не затем ли прибыла, чтобы дать своему кречету полетать на свободе, когда она проговорила врастяжку:
— Я… совершенная… дура. — Марк вздрогнул. — Законченная кретинка! Черт побери, на вас хейк и вельва, а я до сих пор не заметила!
— И что… — Марк поднял руку и потрогал свой ианский капюшон.
— А то, что если сюда не добрался мастер по пересадке кожи и не осчастливил «обезьянок», избавив их от полосатости… Впрочем, «обезьянка» бы не носила такую одежду… Итак, вы — землянин.
Она смотрела на Марка в упор — глаза у нее были темно-зеленые и такие же пронзительные, как у кречета. Помолчала и холодно резюмировала:
— В этом случае вы можете быть только одним человеком. Марком Саймоном.
Прокручивать статью о Чарте пришлось очень долго. Дочитав до середины, Эрик настолько увлекся, что забыл о хозяевах, которые могли вернуться, подтащил к экрану кресло и стал читать дальше — с открытым ртом. Неудивительно, что они все побежали смотреть на корабль!
Эрика не особенно интересовало искусство. Его больше занимали вещи реальные — вроде пилюль, порошков, газов и ингаляторов. Но выходило так, что когда этот деляга Чарт принимался за дело, народ балдел не хуже, чем от наркотиков. Ну и ну! Статья заканчивалась сообщением о контракте с Тубалкейном, где было указано, что просмотреть запись тамошнего представления можно за отдельную плату. Дочитав до конца, Эрик подумал: «Значит, у него свой кайф. А это уже по моей части. И все же…»
Немного поколебавшись, он набрал название статьи: «Иан»; разряд «межрасовые отношения»; подразряд «секс». Информат такого класса различает, когда ему даются неверные заголовки статей и разрядов, и предлагает вместо них правильные. Но Эрик увидел только пустой экран, и тут его осенило: эти ребята местные, из колонии, — зачем им искать информацию такого рода через коммуникатор? Они же здесь живут.
— Да, верно, — сказал Марк. — Но как вы узнали?..
— Я — Мораг Фенг, любовница Грегори Чарта. Это имя отозвалось слабым звоном в памяти Марка — так же, как и лицо, — но он не мог вспомнить все до конца.
— Прочла ваш перевод «Эпоса Мутины», — проговорила Мораг. — Дала его Грегори, и это привело его сюда — ваша книга послужила поводом к его путешествию.
— Чарту понравилась моя работа?
— Понравилась? — Она грубо, неприятно рассмеялась. — Это же единственный в галактике перевод инопланетной поэмы! Ну-ка, пошли в корабль, раз-два! Я звоню Грегори и сообщаю, что наткнулась на вас. Он придет в восторг. Вы тот человек, с которым он и хотел говорить на этой планете… — Она уже поднесла к лицу портативный экранчик коммуникатора, висевший на поясе, и вдруг спросила: — Что-то не так?
— Ну… Просто я несколько ошеломлен, — промямлил Марк. — Ведь перевод ужасен. Я набросился на него, едва успев здесь устроиться и оглядеться — вообразил, что знаю все об Иане и ианском языке. И только когда покинул колонию, понял, какая это грубая, поверхностная поделка…
— Однако она привела сюда Чарта, — заметила Мораг. — Это чего-то стоит, а? Пошли!
— Собственно говоря, я… — Марк оглянулся; солнце уже почти достигло зенита. — Я хотел дождаться полудня и посмотреть на Вспышку Мутины. Это…
— Знаю, что такое Вспышка, знаю. У вас еще будет достаточно времени, чтоб ее увидеть. И если все пойдет, как надо, скоро узнаете, что она такое и для чего предназначена.
— Что-о? — Марк был окончательно сбит с толку.
— А то, что вы слышали… — пробурчала Мораг и потянула его за собой. — Грегори сюда не для развлечений прилетел…
X
Филлипс стоял, открыв рот. Джузеппе Дуччи озадаченно переспросил:
— Мораг Фенг? Вроде я слышал это имя, но…
Он не договорил — неподалеку послышался грозный вопль:
— А! Лем вышел! Сейчас я за него возьмусь!
Вопил, конечно же, Чевски. Он пробирался в густой толпе, расталкивая людей, вспомнивших о древних обычаях сострадания — они собрались вокруг Сидоуни и Харриет Покород, которая обрабатывала ее раны.
На физиономии управляющего одновременно отражались робость и заносчивость, причем он изо всех сил старался выглядеть угрожающе. За ним по пятам шли еще несколько человек. Будучи штатным психологом общины, доктор Лем не мог позволить себе делить людей на приятных и неприятных, но если бы он разрешил себе такую роскошь, то нашлось бы несколько объектов для ненависти. Чевски жаждал внешних признаков власти и потому цеплялся за свой пустой титул. Та же психология была у его прихлебателей. Среди них доктор заметил Делиана Смита с женой; эти люди так стыдились своей работы по утилизации отходов и водоочистке — хотя были ценными и незаменимыми специалистами, — что стали закадычными друзьями Чевски и свысока взирали на остальных обитателей колонии.
«Люди, люди, — подумал доктор, — почему вы так ранимы и так чванливы?»
Чевски широким шагом подошел к Лему и, набычившись, уставился на него. Помпи почувствовала, что он готов причинить вред хозяину, расставила свои многочисленные лапки, оделась в защитную броню — шерсть вздыбилась и превратилась в иглы, острые, как у ежа — и открыла пасть, показывая клыки. Увы, она была стара, клыки ее стерлись и уже никого не могли испугать.
— Управляющий! — крикнули за спиной Чевски.
К нему бежала Харриет Покород, засовывая на ходу инструменты в докторскую сумку. Чевски не обратил на Харриет внимания — подбоченился и гаркнул:
— Ну, по крайней мере ты не пытаешься увильнуть! И не выйдет! Знаю, тебе нравится всех оттеснять, играть на человеческих слабостях, морочить нас, чтобы мы совсем одурели, но сейчас ты зашел слишком далеко!
Наступила мертвая тишина. Затем Гектор Дуччи спросил:
— Во имя галактики, что он мелет?
Чевски смерил его уничтожающим взглядом.
— Черт побери, ты знаешь, о чем я говорю: Сидоуни с твоей женой запанибрата! И знаешь, что Сид за моей спиной разбалтывает твоей тощей бабе всякое такое, что должно оставаться между мужем и женой! Так что не пробуй дурить мне голову, будто не по милости Лема она бросила меня спящим, когда все уже знали насчет Чарта! Неужели случайно, что управляющий последним узнает о прибытии такой знаменитости. Неужели случайно, что чучело, Лем, был первым приглашен на борт корабля?!
— И не вздумай наскакивать на управляющего — подумаешь, поколотил Сидоуни! — вмешался Делиан Смит. — На его месте я бы ее тоже проучил!
— С полным правом! — раздраженно добавила его жена. Несколько секунд враждебного молчания. Наконец Лем проговорил:
— Видите ли, если бы первый человек, навестивший Чарта, был пьян в стельку, это не произвело бы должного впечатления. — Чевски побагровел, но доктор неумолимо продолжал: — Думаю, что выпивка была хороша, не так ли, Чевски?
— Правильно, — отозвался торговец и встал рядом с Лемом. — Последний раз он у меня купил шесть литров разных спиртных напитков.
— А у меня он самый серьезный клиент по части анальгетиков и желудочных средств, употребляемых при похмелье, — добавила Харриет, обошла Чевски и тоже заняла место рядом с Лемом, в спешке едва не толкнув Помпи. Попыталась ее погладить и отдернула руку — чабби еще была одета в защитную броню.