Выбрать главу

Продолжая изучать карту, мы с генералом Казанкиным немного задержались. Нас продолжали обгонять. Вдруг неподалёку раздался сильный взрыв. Этим взрывом было убито и ранено несколько человек, в том числе смертельно ранен в живот и бедро начальник политотдела 23-й ВДБ батальонный комиссар Глазунов. Мы с Казанкиным также получили ранения, но генерал был ранен в ногу ниже колена, а я – выше. Его рана оказалась более тяжёлой, дальше самостоятельно идти генерал не мог. Мне же сделали перевязку, и я продолжил руководство боем. Перевязку делала мне машинистка 23-й ВДБ Старосельцева. Эта с виду хрупкая девушка оказалась волевой, бесстрашной и на редкость выносливой. Тяготы нашей боевой жизни она выдерживала стойко, неся на своих плечах всё то, что положено бойцу-десантнику, плюс к тому ещё и пишущую машинку со всеми к ней принадлежностями. Ей не раз приходилось участвовать и в схватках с врагом. По характеру это была настоящая десантница.

Генерал Казанкин передал командование корпусом мне. Бой продолжался. Так как второй лесной дороги в действительности не существовало, то мы стремительно стали продвигаться к переднему краю обороны противника. Передний край атаковали уже четыре наших батальона, а за ними следовала 211-я бригада. Удар был настолько сильным и стремительным, а противник столь основательно разгромлен, что не было уже никакой силы, которая смогла бы задержать наш последний рывок вперёд. Мы быстро подошли к заграждениям советской обороны. Бой повсюду стал затихать. Противник, понеся большие потери, никакой активности не проявлял, и по указываемым нам проходам в заграждениях мы вступили на свою территорию.

Войдя в прифронтовую деревню Жилино, мы отправили генерала Казанкина в госпиталь. Здесь же от нас отделилась и группа Баранова. Ко мне подошли медработники и сообщили печальную новость: тяжелораненый начальник политотдела Глазунов скончался. Пришлось похоронить его ещё при подходе к переднему краю обороны противника. Оказанием медпомощи раненому Глазунову, его выносом и захоронением руководила врач Трушко, помогала медсестра Кремень. Возможности выноса тела начальника политотдела на нашу территорию у них не было. Здесь также ко мне подошли два офицера, посланные накануне за линию фронта.

Бой мы вели всю ночь, и восход солнца 24 июня застал нас уже на советской земле. Задачу по прорыву через линию фронта мы выполнили успешно.

Зная повадки противника, мы в деревне не задерживались и быстро её прошли. В лесу, что в полутора километрах восточнее Жилино, нам было подготовлено место мы размещения.

Не успели мы ещё как следует разместиться в лесу как немецкая авиация начала усиленно бомбить деревню. Бомбёжка была ожесточённой и повторялась несколько раз по опустевшей уже деревне. Жители задолго до того эвакуировались. Войск тоже там не оказалось, поэтому вражеские самолёты усердно утюжили пустое место.

С выходом из тыла врага мы не могли пропустить женщин и детей, следовавших с нами, дальше Жилино[7] и передали их ответственным лицам, но рекомендовали и тем и другим здесь не оставаться. Полагаю, они все нас послушались и никто из них не пострадал. Часа через два после окончания бомбёжки деревня нами была осмотрена, жертв мы не обнаружили.

В лесу, где мы остановились, оказалось много хороших землянок. Видимо, до нашего прихода тут располагались войска. Но сейчас погода стояла хорошая, и мы устроились под открытым небом.

Ночью погрузились в железнодорожные эшелоны и утром 25-го июня прибыли в Калугу. Там встретились со штабом 1-й гвардейской кавдивизии, который вместе с нами вышел из тыла врага. Начальник штаба дивизии (фамилии его я не помню) увидел нас и поприветствовал: «Здравствуйте, гвардейцы!» Я ответил ему, что мы не гвардейцы. Но он вновь сказал: «Нет, вы – гвардейцы». Я рассказываю это для того, чтобы показать то уважение, которое оказывали нам те, кто участвовал вместе с нами в последних боях.

В тот же день мы на автомашинах переехали Оку и расположились на отдых в ряде деревень неподалёку от Калуги. Через три дня вновь выехали, но теперь уже под Москву. Город Раменское Московской области был указан нам как пункт выгрузки. 23-ю ВДБ такой вариант не устраивал. Организационно мы входили в состав 10-го ВДК, а он располагался во Внуково. Наше переподчинение действовало только на период боёв, поэтому после их окончания мы должны были возвратиться в свой корпус, где осталось всё наше хозяйство, которое мы с собой в немецкий тыл не брали. Знамя бригады также находилось во Внуково.

Остановка железнодорожных эшелонов во Внуково не предусматривалась. Пришлось принять меры к тому, чтобы короткая остановка всё же была сделана. Необходимое распоряжение отдали машинисту и дежурному по эшелону, и во Внуково состав остановился на две минуты. Это времени нам было более чем достаточно. К выгрузке мы подготовились ещё в пути и в одну минуту покинули вагоны.

Свои обязанности командира 4-го ВДК я передал начальнику штаба корпуса полковнику Козунко, эшелон отправился дальше в Раменское, а мы – к Внуковскому аэродрому. Нас встречали с радостью. Командир 10-го ВДК генерал-майор Иванов позаботился о нашем отдыхе и приведении себя в порядок. Только штаб бригады не ожидало никакое послабление – составлялись наградные материалы, описи имущества и ведомости на истраченное вооружение.

В конце июня состоялось награждение отличившихся в боях бойков и командиров орденами и медалями. Награды нам вручал лично командующий ВДВ генерал-майор Глазунов. Не скрою, для нас это был большой праздник. Мы его торжественно отметили и вновь занялись учёбой и подготовкой.

Двадцать семь дней боёв и походов – это героический путь не только 23-й ВДБ, это славный путь всех десантников 4-го ВДК. Трудно отдать предпочтение кому-либо из тех, кто был с нами. Весь личный состав показал образцы доблести и героизма. В обороне десантники проявили стойкость, неодолимость, упорство, в наступлении – смелость, дерзость, напористость. Эти боевые качества необходимо присущи каждому десантнику. В боях за Родину, за её честь и величие, парашютисты-десантники могут служить достойным примером для подражания. Все бои с врагом мы выиграли и прошли путём побед. Случаев малодушия, растерянности и паникёрства не было, хотя оборонительные бои приходилось вести порой в исключительно трудной обстановке.

В условиях Второй мировой войны, ведшейся тогда уже третий год в Европе, наше вооружение было всё еще очень слабым. Средств усиления мы не имели. Количество боеприпасов у нас всегда было строго ограниченным. В ходе боя их расход восполнять не могли, а вооружением врага, за исключением стрелкового оружия, пользоваться не умели. Слабость вооружения компенсировалась стойкостью людей, а это вело к излишним потерям. Неудовлетворительной была у нас и связь – громоздкие и ненадёжные радиостанции. Они не соответствовали предъявляемым к ним серьёзным требованием. Считаю, что слабым звеном была у нас и разведка. Мы вели её только наблюдением, других способов ведения разведки не применяли. Недостаток сведений восполнялся внезапностью удара по врагу. Ночь и внезапность были нашими союзниками, и мы ими пользовались в полной мере.

1974

В рядах 41-й гвардейской

Боевые действия 122-го гвардейского стрелкового полка в составе 41-й гвардейской стрелковой дивизии с 12-го августа по 6-е сентября 1942-го года

I. Формирование дивизии и начало её боевого пути

В двадцатых числах июля 1942-го года нам, командирам и комиссарам бригад, стало известно о предстоящем переформировании 10-го воздушно-десантного корпуса в гвардейскую стрелковую дивизию. Попутно с этим было отдано предварительное распоряжение о переводе всех частей корпуса на новые штаты. Все формирования корпуса в те дни располагались вокруг Внуковского аэродрома близ Москвы.