Итак, женщин с детьми распределили по всей колонне, полагая, что в трудную минуту бойцы им помогут. Некоторые женщины имели с собой по двое детей. В этом случае одного ребёнка женщина вела за руку, а другого сажала в большой платок, повязанный через плечо. Колонну замыкали кавалеристы генерал-майора Баранова.
Сначала мы шли строго на восток, но затем, пройдя между деревнями Подерки и Ветлица, повернули на северо-восток. Где-то со стороны Ветлицы немцы всё время пускали ракеты, что-то их, вероятно, тревожило. Однако противник нас не заметил, и мы благополучно миновали опасное место.
К рассвету 22-го июня колонна достигла леса в двух километрах северо-восточнее деревни Верхние Подерки. Этот лес примыкал уже к железнодорожной линии, которую здесь мы и планировали преодолеть. Для выбора наиболее удобного места перехода выслали разведку. На некоторое время десантники рассредоточились и скрытно расположились примерно в 400 метрах от насыпи. Разведку проводил штаб 4-го ВДК, помогали проводники-партизаны. Несмотря на то, что разведка велась со всеми мерами предосторожности, командир разведроты наступил на мину и получил тяжёлое ранение. Взрыв привлёк внимание немцев, они открыли огонь из автоматов в нашем направлении. Потерь от этого огня мы не имели и нас они не обнаружили. Из сведений, добытых разведкой, стал известен порядок охраны железной дороги и, соответственно, определено место для её перехода.
В течение всего дня наблюдалось движение поездов в обоих направлениях. Было решено ждать наступления темноты и не переходить дорогу в светлое время суток, так как в этом случае исключалась возможность её скрытного преодоления. Противник такую массу людей обязательно заметит, а ведь пока он о нас ничего не знал. Иначе немцы, используя возможности железной дороги, сумели бы достаточно быстро сосредоточить против нас крупные силы. Оставаться здесь тоже было опасно – под нашей ответственностью находились гражданские.
Наконец стало смеркаться, мы переместились ближе к месту намеченного перехода и, как только стемнело, беспрепятственно перешли железнодорожную линию. Оказалось, что ночью дорога не функционирует и даже не охраняется. За нами сапёры подорвали путь на довольно большом протяжении. В течение всей ночи мы шли по просеке, тянувшейся как раз в нужном нам направлении. Идти тут было легко. В одном месте мы обнаружили телефонный провод, пересекающий просеку. Мы к нему подключились, немного послушали, но ничего интересного для себя не услышали – немцы не упоминали нас в разговоре и, видимо, ничего о нашем местонахождении не знали. Оторвав значительный кусок провода, мы двинулись дальше. Колонну, как я уже сказал, замыкали конники, они затаптывали наши следы, чтобы невозможно было понять, кто и в каком числе здесь прошёл.
К восьми часам 23-го июня вышли на большую поляну и расположились по её краям. Проводники сообщили, что впереди, метрах в четырёхстах, проходит лесная дорога. Она усиленно охраняется и на ней устроены немцами огневые точки. Выставив круговое охранение, мы выслали разведку.
В это время я подошёл к группе женщин с детьми и у одного паренька спросил, есть ли у них какая-нибудь еда. Он ответил: «Мы, дяденька, ещё со вчерашнего дня ничего не ели». Действительно, у них не было с собой никаких личных вещей, ничего съестного. Одеты они были очень легко. Мне стало не по себе, спазмы сдавили горло. Я снял свой вещмешок, достал из него всё, что там было, в том числе и несколько кусков шоколада, захваченного на станции Феликсово, и раздал детям. То же приказал сделать и своему адъютанту. Здесь уместно отметить, что все десантники, от рядового бойца до командира, носили вещмешки. Без них нам нельзя. Это было заведено не нами, и заведено разумно.
Кавалеристы, следовавшие за нами, поняв, что предстоит тяжёлый бой, решили спешиться. Лошадей своих они оставили, мы этим воспользовались и несколько таких брошенных лошадей употребили в пищу, чтобы накормить, в том числе, и голодных гражданских. Развели несколько костров, но так неудачно, что немцы нас, в конце концов, заметили и начали методично обстреливать из миномётов большую площадь леса. Мины разорвались и в нашем расположении, появились убитые и раненые. Здесь погиб начальник особого отдела артдивизиона и один артист. Артисты были неосмотрительно отправлены за линию фронта на самые настоящие гастроли, некоторые из них после различных мытарств оказались в группе Баранова, а с ним попали и к нам. Генералу Казанкину при этом обстреле осколком мины разорвало рукав куртки. Мы осмотрели его. Удивительно, что рука не была задета.
Штаб фронта сообщил, что при прорыве мы будем поддержаны его войсками. Пытались по радио связаться и со штабом 10-й армии, в полосе которой предстояло прорываться, но все наши попытки оказались безуспешными. Тогда решено было послать через линию фронта двух офицеров, с тем, чтобы они уведомили командование армии о нашем прорыве в направлении деревни Жилино. От 23-й бригады были отряжены лейтенант Трофимов и младший лейтенант Баталов. Вместе с офицерами отправился один из проводников-партизан. Генерал Баранов выделил ещё одно посланца лично от себя. Таким образом, линию фронта переходило четыре человека, но партизан при переходе был убит.
Для того чтобы у нас было представление о группировке войск противника, вдоль линии обороны немцев пролетел советский самолет. Немцы по нему вели огонь, и по плотности этого огня у нас действительно сложилось общее впечатление о группировке их войск.
Командир корпуса решил осуществлять прорыв немецкой обороны силами 23-й бригады и батальоном капитана Суржика. Во втором эшелоне двигались части 211-й ВДБ. Ответственность за ввод в бой 211-й ВДБ генерал Казанкин вновь возложил на меня.
Принимая решение на организацию и ведение боя, мы пользовались только скудными данными нашей разведки и топографической картой. На карте были обозначены две лесные дороги, идущие перпендикулярно направлению нашего наступления. Их предстояло преодолеть. На ближайшей к нам дороге у противника имелся один ДЗОТ и несколько стрелковых окопов. Сведений о положении немцев на следующей дороге у нас не имелось, но мы предполагали, что вторая дорога как более близкая к переднему краю будет укреплена сильнее. Сообразуясь с этим, решили на штурм каждой из дорог выделить особые части. Первую должны были атаковать 1-й и 2-й ПДБ, а вторую – 3-й ПДБ, отдельный батальон Суржика и артиллерийский дивизион нашей бригады. Следовательно, эшелон прорыва через обе дороги имел две линии, по два батальона в каждой. Штабы корпуса и бригад должны были продвигаться вслед за первой линией, а в последующем – за передовыми частями. Командир корпуса это решение также одобрил.
Подтянувшись к ближайшей дороге, десантники изготовились к бою. Противник молчал. В 23 часа наши батальоны атаковали огневые точки на первой дороге. Немцы из разных мест открыли сильный огонь, их ДЗОТ необходимо было подавить в первую очередь. Заметив приближение десантников, из ДЗОТа стали бросать гранаты, но несмотря ни на что сапёры сумели подойти к нему, заложить заряд у входа и взорвать. В образовавшуюся брешь тут же вскочили наши бойцы и добили оглушённых взрывом немецких солдат. В это время батальоны уже преодолели дорогу и вели бой дальше.
Из захваченного ДЗОТа мне принесли немецкую топографическую карту. На карте был отмечен путь нашего движения от Варшавского шоссе только до партизанского района. Значит, немцы внимательно следили за нашим передвижением. Однако сведения они получали с опозданием, мы наносили свои удары по ним всегда неожиданно.
Рассматривая немецкую карту, мы обратили внимание на то, что на ней значилась только одна лесная дорога, а не две, как на наших картах. Безусловно, мы верили своей карте. На самом же деле немецкая оказалась точнее – второй дороги не было.