Даже когда его не было рядом (ну хоть дома его не было у нее и Слава Богу!), он словно продолжал ее преследовать! От злости Лида не заметила, как на столе уже был порядок, и поэтому она отправилась в кладовку, а вернувшись уже с пылесосом, начала пылесосить ковер, с остервенением водя насадкой на трубе по тонкому среднего размеру куску голубого в разноцветный горох ковролина. Злость и раздражение не отпускали ее, а словно держали в плену.
Неожиданно она перестала драить этот несчастный, выпылесошенный дочиста коврик и стала высасывать пыль и мусор уже со старого, расцарапанного паркета, но уже плавными движениями, словно она либо устала либо ее отпустили ее эмоции. Правдой было и то и другое – она вдруг устала злиться за Саню и на холодную голову стала размышлять.
На самом деле, если посмотреть без этих чувств, Саня совсем не был ей противен, даже наоборот. Общались они нормально, самый обычный с виду нормальный пацан. Почему же она тогда так реагировала на эти его попытки ухаживать за ней? Был у нее кто-то другой? Да откуда ему взяться у нее! За ней, кстати говоря, никто никогда и не пытался ухаживать. С мальчишками из класса, по крайней мере теми, кто был нормальным, она нормально вполне общалась, даже дружила, и они с ней дружили. Но только дружили, не более того. К ней относились как к равной, как будто такому же мальчику, как они, но как на девочку а тем более девушку не смотрели. На фанке было так же: с ней дружили и даже уважали, но вот как на возможный объект симпатии не смотрели. Может дело было в ее поведении, а может в их вкусах и взглядах.
А впрочем что такого в ее поведении? Ну не говорит она по-французски, не вздыхает томно, не закатывает глаза, каблуки и бальные платья как и юбки и розовый цвет не носит. Так это же круто! Она хотя бы не похожа на всех этих слабачек и фиф, которые повсюду и от одного вида которых во рту приторный вкус, от которого сразу начинает подташнивать.
А вот Саня Гущин за ней именно ухаживал, пытался по крайней мере, но один тот факт, что за ней кто-то ухаживал, был Лиде приятен. Вот только как он это делал ей не шибко не нравилось. Просто все время ходит за ней по пятам, в лучшем случае что-то мямля, а в худшем и чаще всего просто молча, словно ему доставляло удовольствие просто ходить за ней и смотреть.
Вот хотя бы сегодня! Что он там придумал про приятеля у которого надо забрать вещь и квартиру? Ну бред же! Как будто она сразу бы его не расколола хотя бы потому, что всех жителей по крайней мере своей парадной она знала, тем более что сто семнадцатая квартира – это напротив нее. Зачем врал? Не мог спросить “можно ли тебя проводить”? Эх, в том-то и дело, что не мог. Может, просто стеснялся. Может, боялся что она его отошьет (и если честно небезосновательно, потому что о резком нраве Лиды знали все). А скорее всего просто еще элементарно не дорос до этого. Да, ему пятнадцать лет, столько же сколько и ней, но так не зря говорят, что пацаны взрослеют медленнее, чем девчонки. Вот он, похоже, от этого и не мог ничего сделать.
А чего собственно хотелось ей самой, Литвиной? Она и сама не очень хорошо знала. Нет, роскошных букетов и супер-романтических свиданий она не требовала, тем более что наверное сама не была к такому готова. Но все же ей наверное хотелось ну больше решительности. Не до такой конечно степени, чтобы ее там при всех а может и не при всех поцеловали или чего пожестче, нет-нет! Но хотя бы чтобы с ней говорили, причем внятно, не придумывали никаких отговорок от стеснения, звали в кино или просто гулять, угощали мороженным и держали за руку, как во всяких романтических фильмах...
Когда с со своей комнатой было покончено, Лида переместилась в соседнюю, где, по крайней мере, все было аккуратно сложено и разложено, надо было только избавиться от пыли и грязи, чем Литвина и занялась с помощью ведра с водой, тряпок и все того же пылесоса. Протирая мокрой тряпкой под кроватью, она продолжала размышлять, не обращая внимания на телефон, который заливался строчками:
“А я хочу перемирия!
А я прошу перемирия! Кто без тебя в этом мире я..”.
Если дальше думать на тему взросления, то сама Лида считала себя вполне уже взрослой. Нет, не потому что материлась, умела поставить обидчика на место и ей было уже почти шестнадцать лет. Просто она себя уже ребенком не ощущала, вот совсем. Да и для ребенка она была ну слишком самостоятельной: всюду ходила сама, сама домом занималась да и разве может человек, который с легкостью гоняет на выезды в другие, и при этом далекие города, в компании очень даже взрослых людей, и не чувствует ну никакого дискомфорта в чужом городе и среди моря разгоряченных фанатов противников , называть себя ребенком? В том-то и дело что никак, Литвиной это так представлялось.
А вот более взрослые люди, даже довольно близкие ей, говорили, что ей еще предстоит вырасти и поменять многие взгляды. Кто-то считал, что вся ее фанатская жизнь и постоянное ношение атрибутики – это все переходный возраст, скоро она вырастет и это пройдет, она будет носить и более “нормальную” одежду. Лиду такие высказывания, хоть она и понимала, что в основном люди это говорили не со зла, очень обижали и даже бесили. А как еще можно реагировать на то, что то, из чего твоя жизнь состоит и что дарит тебе столько счастья и что даже можно назвать смыслом жизни и отрадой, называют всего лишь каким-то “переходным возрастом” и с легкостью говорят, что “это все пройдет”. Она вообще-то рассчитывала, что вся эта жизнь с хоккеем, любимой командой и фанкой будет с ней всегда рядом. А тут ей говорят, что это скоро пройдет!...
Наведя чистоту в комнате и открыв окно для проветривания, Лида, в той же задумчивости, не замечая ни музыки, ни того, что телефон вибрирует, предупреждая, что у него осталось всего двадцать процентов заряда, ни того, что за окном любимый город постепенно погружается в густые сумерки, сменила воду в ведре, промыла тряпку, убрала пылесос в кладовку и с задержкой на прихожку, пришла на кухню, где в ее задачу входили пол, стол и относительно небольшая горка посуды в раковине.
Пол был вымыт быстро, особого труда это для Литвиной не стоило. Когда же Лида приступила к посуде, выдавив из бутылки на губку желтого “фэри” и намыливая тарелки и чашки, в голове ее крутились отрывками мысли про школу, про хоккей, про Гущина, про переходный возраст, про жизнь, а плюс еще слова из песни, которая сейчас играла из все-таки поставленного на зарядку телефона:
“А я все летала,
Но я так и знала..”.
Неожиданно в душе и в голове словно кто-то сказал “СТОП”, остановил этот поток мыслей, и настала полная ясность. Да пошли они все нахер! И учителя эти, и мальчики, и Гущин, и все эти типа взрослые со своими наставлениями, и разговоры эти про то что все пройдет и вообще все! Жить надо в кайф, а ей кайфово от того, чем она занимается и чем она живет, а это значит, что она живет правильно! И не надо ей ничего нового или измененного, ей хорошо и так!
Наконец, последняя тарелка была вымыта, вытерта и поставлена на место, а это означало финиш! Квартира приведена в годный вид, а она справилась! На душе аж какая-то эйфория царствовала, а вся злость, раздражения и дурацкие размышления отправились куда подальше!
Перекусив и наевшись этим, Литвина вместе с большой чашкой чая походкой победителя отправилась в свою комнату, попутно отмечая, что и прихожую она вымыла. Предстояло сделать алгебру с геометрией, и чем скорее тем лучше, потому что уже так восьмой час вечера, а она еще хотела почитать новую книжку с прикольным названием “Лунастры”, которую ей подарила Полина, когда она выписалась из больницы. Ее, книжку в смысле, очень хвалили. Ну еще бы, ведь автор самих “Часодеев”, признанный мастер Лидиного любимого жанра фэнтези!
С алгеброй было покончено быстро, а вот с геометрией пришлось чуть-чуть притормозить и помозговать. Но вот решение было быстро найдено, а к Литвиной вернулись ее бравурные оптимистичные мысли, что она круто и очень даже правильно живет. И одевается она круто, и их движ это не “банда гопников”, как англичанка высокомерно (вот ведь все-таки мерзкая баба!) называла фанов, а настоящее движение, крутые люди, без которых еще неизвестно, какими бы были игры, особенно выездные! Про них между прочим и в “СДЗД” отдельную рубрику вели весь последний сезон,и атрибутика у них своя есть, и клуб болельщиков, и панк-группа, крутые ребята из “NSB”, которые поют про движ и про фанов, и вот Галя скоро свой проект сделает, может тоже круто полу..