В тот же вечер Виктория, собрав в кулак всю свою волю и дав себе обещание стараться говорить ровно и без упреков, позвонила матери и после короткого разговора и совершенно серьезно предложила, если не настояла на том, чтобы Лида приехала на какое-то время к ней в Питер, на что мать не возражала.
Уже после первого дня, проведенного Лидой в Питере, внутри у Вики в голове начало созревать решение оставить сестру у себя. Решение это было не простым, но все же далось ей. Последнее слово было конечно за самой Лидой, которая впрочем ответила без раздумий согласием. Сестренка конечно не знала, что еще до того как Вика предложила ей переехать, сестра конкретно переговорила с мамой.
- Мама, я приняла решение, – сказала Куликовская, стараясь держать баланс громкости, ибо в соседней комнате спала Лида, а мама на том конце провода в силу связи могла плохо слышать. – Лида переедет ко мне в Питер.
- Ты что, с ума сошла? Зачем это тебе и зачем ей в Питер? Она и здесь..
- Я надеюсь, что ты понимаешь, – жестко прервала ее Вика, – что после ВСЕГО что произошло она не сможет больше жить в Североморске прежней жизнью?
- Я после того как разведусь перееду в Пермь, там я уже договорилась с работой..
- Еще лучше, Пермь! – не сдержала сарказма Виктория. – Нет, в Питере ей будет лучше всего. Здесь большой продвинутый город, который ей кстати понравился, более высокий уровень образования, отсюда же она сможет быть ближе к серьезным институтам.
- Ну может ты и права, – сдалась мать. – Но по силам ли это тебе будет? У тебя же учеба и работа, а ей придется весь день одной быть?
- А раньше она как жила? Ведь точно так же, вспомни. – Вика немного смягчилась. – Конечно, последнее решение все равно за ней и я ее не стану принуждать. Но если она согласится, она остается у меня.
- Я обязательно буду присылать деньги вам! – начала уже горячится мама.
- Только не в ущерб себе самой, хорошо, мам? – жесткий тон Вики окончательно сошел на нет.
- Хорошо-хорошо, девочка моя, как скажешь. Ах, бедная моя Лидочка, как она страдала! Если бы не Олег...
- Мам, ты меня прости конечно, но твоя вина тут тоже есть, – Вика не сумела сдержаться.
- Да я понимаю, – тяжело и как-то вымученно вздохнула мама. – Ладно, мне завтра рано вставать, спокойной ночи.
- Спокойной ночи, – пробормотала Куликовская и положила трубку.
Захотелось саму себя убить за предпоследнюю фразу. Маму все же было ужасно жалко. Она ведь раскаялась. И в том что произошло с отчимом и в семье вины ее нет. Повезло ей так просто... Ха, подумала Вика, а она реально похожа на бабушку, просто один в один, особенно про город и институты. Вообще она маму любила. И мама ее. Но в последние годы между ними повисло тяжелой тучей непонимание. И страдали от этого обе.
Между тем, все у них с Лидой сладилось. Она росла у Вики на глазах, училась неплохо, и вот тут Вика неоднократно убеждалась в том, что хоть Лиде в ту пору, когда бабушка завела тогда с мамой тот разговор о способностях к учебе, едва исполнилось пять лет, она оказалась права. Как в воду глядела. Теперь, когда сестричке уже почти шестнадцать лет, Вика ясно и отчетливо видела, что Лида может учиться и познавать науки гораздо лучше, чем ей удается на самом деле. И умственные способности тут ни причем, с этим как раз все в порядке. Беда в характере. Она ничего не станет делать, если сама этого не захочет. Заставить ее трудно, если не сказать невозможно. Заставить саму себя она может, сила воли у нее есть, но это происходит нечасто.
Но несмотря на все это, сестры жили душа в душу, при этом взаимно спасая друг друга. Лида спасла Вику от одиночества, а Вика спасла Лиду от кошмара с разводом родителей. И что удивительно, Лида, хоть и прожила в Петербурге всего пять лет, чувствовала, что будто живет тут всю жизнь. Впрочем, как и ее сестра...
Вздохнув, сбросив груз не самых веселых воспоминаний и вернувшись в настоящее, Вика, не задумываясь ни о чем, ни о приличиях, ни о машинах, откинулась на спину и просто легла на брусчатку, уставившись заметно потеплевшим взглядом в небо, нежно-пурпурное с частичной золотистой примесью от заходящего солнца, небрежно усеянное темно-серыми с лиловым отливом бесформенными тучками, и такое вроде бы низкое, словно потолок в каком-нибудь крошечном уединенном домике у залива, но одновременно такое высокое, как заветная мечта...
“Комната окна на площадь,
Рваные флаги по ветру, Женщина в доме напротив Сжигает нетленные письма...”.
- А над ее головою Санкт-Петербургское небоо..., – мечтательно прикрыв на секунду глаза, тихо пропела Вика строчки из одной из самых любимых песен так любимой ею группы “Сплин”, которая появилась в ее жизни еще в уже далекие школьные времена и с тех пор не покидала ее, идя по жизни в ногу с ней.
Небо. Земля. Санкт-Петербург... в нем все было одинаково прекрасно – и верх и низ. Вика твердо знала, что никакие Москвы, Парижи, Лондоны, Нью-Йорки, Берлины, Варшавы никогда не смогут ей хоть чем-то заменить Питер. Она не просто любила его, она дышала им и жила вот уже почти восемь лет ,с тех пор как переехала сюда. Этот город не просто покорил ее в первый же миг, он подарил ей саму себя.
Именно здесь, ни в родном Пскове, ни в Североморске Вика обрела свою сущность, свое “я”. Она неистово любила, казалось, каждый уголок Питера: и величественные дворцы, и темные мрачные типовые дома с двориками, и монументальные соборы, и маленькие церквушки, и холодную прекрасную Неву, и маленькие речки и каналы, и мосты, и памятники, и метро, и сады и парки – она не отделяла ничего, не делила на какие-то части и категории в своей любви. Ведь это все один город, это все Питер! Величественный и простой, роскошный и бедный, такой разный, но прекрасный в любом обличии Питер!
Любила она и это место, официально Васильевский остров, а в просторечии Ваську. Вику часто можно было видеть здесь, сидящей у самой кромки воды, словно русалка. Вид Невы всегда как-то помогал ей думать, давал силы. Пожалуй, не было здесь, на стрелке и вокруг нее, ни одного объекта, в который бы Куликовская не могла всматриваться часы напролет и не видеть волшебную сущность. И биржа, похожая на кукольный домик. И ростральные колонны, напоминающие своим видом мачты кораблей. И сквер, по форме и оформлению с высоты птичьего полета похожий на раскрытый дамский веер. И мосты, которые были тут, казалось бы повсюду. Вон Дворцовый, разводной, за которым неизменно стоит цвета морской волны Эрмитаж, он же Зимний. Вон впереди, уже за Петропавловкой, немного похожей по форме на сердце (а она по сути и была сердцем, ведь именно с нее, “крепости Петра и Павла на Заячем острову”, и начался великий город!) Троицкий, тоже разводной, а за ним где-то вдалеке Литейный. А вот тут уже, по другую сторону от стрелки, более скромный, Биржевой. И это лишь четыре моста здесь, поблизости, а ведь есть еще Благовещенский, Аничков, Банковский, Кантемировский, Большеохтинский, Новоконюшенный – всех не перечислишь! Все эти мосты, большие и маленькие, были похожи на руки, протягиваемые противоположными берегами и, крепко держа друг друга, тем самым соединяя все разрозненные островки и клочки земли в один единый город... Ну и наконец эти самые спуски к воде, эдакий каменный шарф, в который архитекторы и строители, казалось бы, заботливо укутали стрелку. Да, пожалуй, нет ни одного такого второго города, где каждый предмет, каждую достопримечательность можно вот так оживить, вдохнуть душу... Нет, он один, один на свете, ее Петербург, Петроград, Ленинград, Питер...