Но я молча киваю и мастерски заезжаю на бордюр. Ставлю Туарежку в небольшой уютный тупичок, как раз под моими окнами.
— Пойдем, горе луковое, — вздыхаю натужно и, собираясь выйти из машины, грозно предупреждаю: — Еще раз назовешь меня стервой или змеей, и я звоню твоим родственницам.
— Больше не буду, — понуро обещает мне Леха. — Но и ты не ругайся больше, моя Кирюшенька, — бормочет он сипло и силится погладить меня по руке.
Меня!!! По руке!!!
«Вот лучше б еще раз назвал стервой», — еле сдерживаюсь я, когда одним словом Воскобойников режет по давним шрамам. Хочу заорать: «Какая я тебе Кирюшенька!» — и стискиваю зубы, чтобы не влепить по мордасам. Но больных, сирых и убогих бить нельзя. Я помню, учила в школе и поэтому с трудом, но сдерживаюсь. Выхожу из машины, стараясь избегать резких движений.
Вдох… Выдох. Полегчало, вроде.
Поднимаясь к себе на второй этаж, на минуту словно забываю о Лешке, пыхтящем мне в спину, и пытаюсь понять, что нужно с вечера подготовить на завтра.
«С утра пораньше — в бассейн», — напоминаю самой себе, распахивая дверь в тамбур, и замираю на секунду. Осматриваю стены и пол, забрызганные кровью. Рано лечь точно не получится. Пока все отмою. Нет, у меня есть, конечно, домработница. Но она приходит строго к девяти, когда я собираюсь на работу, а к тому времени отмыть от моих стен биоматериал нашего доморощенного Ди Каприо уже не удастся. Придется прямо сейчас вооружиться тряпками и химикатами и драить стены до первоначального вида. Или уже с утра пригласить маляров. Но, блин, за что мне этот цирк?
— Не убирай, — заявляет Леха, протискиваясь бочком в тамбур. — Я завтра клининг вызову, они все отмоют…
— Завтра уже закрашивать придется. В темный цвет, — отрезаю я, заходя в свою квартиру, и очень надеюсь, что Лехес воспользуется апартаментами египетской царицы.
Но дверь в соседнюю квартиру оказывается заперта.
— А ключей у меня нет, — вздыхает Алексей. — Пусти переночевать, а?
— С Ромкой свяжись, — велю я и сама понимаю, что сморозила глупость. Сотовый тоже остался в чертогах Нефертити. А обычные стационарные телефоны народ теперь не держит.
— Завтра с утра я ему на работу позвоню, — сообщает Воскобойников и, как ни в чем не бывало, заходит ко мне в квартиру. Здесь тоже будто курицу резали и она без головы носилась по всем комнатам.
— Чувствуй себя как дома, — бурчу я, сразу проходя в кухню и доставая с полки чашки. Включаю чайник, придвигаю в центр стола пакет с выпечкой. — Не стесняйся, — хмуро предлагаю я и сама себя одергиваю.
Кому?! Кому я это говорю, твою мать?!
— Прости, — кидает на ходу Леха без капли раскаяния. — Постели мне где-нибудь на коврике в прихожей, — шутит, включив все свое обаяние. Но у меня давным-давно выработался иммунитет на его шуточки. Будто прививку сделали!
— В гостевой спальне ложись, — коротко замечаю я, доставая из-под раковины ведро для уборки. — Там все постелено.
— Какие мы важные, — кривляется Воскобойников, садясь за стол и по-свойски вытягивая пирожок из пакета.
— Гостевая спальня сейчас — необходимость, а не роскошь, — улыбаюсь я, набирая с помощью специального шланга ведро воды. Добавляю туда белизну, пятновыводитель и усилитель порошка. Все до кучи! Сначала мою квартиру, а потом тамбур. Чем там занимается любимец публики, я не знаю. И честно говоря, даже не интересуюсь. И так все понятно. Выпьет чай, сожрет пирожки, а потом засунет нос в холодильник и спросит жалостливо:
— Шакира, а у тебя совсем ничего нет из еды?
Я прекрасно знаю эти фокусы, поэтому не ведусь. Молча драю стены и пол, да еще себя нахваливаю.
— Кто молодец? Я молодец, — напеваю вполголоса, вспоминая, как все-таки решилась на дорогущие моющиеся обои в прихожей и венецианскую штукатурку в тамбуре. Зато теперь тряпочкой провел, и вуаля! Даже намека нет, что здесь резали поросенка.
— Тебя, наверное, завтра в ментовку вызовут, — замечаю я негромко, вернувшись в кухню.
— Зачем? Я поранился стеклом, — искренне удивляется Леха, доедая последний пирожок. Перехватывает мой взгляд и начинает каяться: — Кира, прости! Хочешь, давай еды закажем, а? У тебя все равно в холодильнике пусто. Я посмотрел. Дай телефон, закажу.
— Я собираюсь спать, Леша, — заявляю я негромко, но твердо.
— Поедим, поболтаем, а? Сто лет не виделись, Кира, — прижав к себе больную руку, с жаром восклицает Воскобойников.
— Мне завтра на работу, — замечаю я нейтрально, всем своим видом давая понять, что встречи одноклассников в ночи — не моя стихия.
— Как скажешь, — разводит руками Лешка, обидевшись на полное пренебрежение к его персоне. Он тут же морщится от боли. — Обезболивающее есть, Мансурова? — прижимает руку к груди.