Не то, чтобы я представлял себе жителей Пенна высшей расой, людьми, действующими в тайне от любой такой выдуманной чепухи. Там, в Пенне, вы встретите полный набор древней мифологии, невежества, набожности, неграмотности, варварства. Но я все же иногда чувствовал, что у них могло быть много людей с любопытными мыслями и возбуждением, скрываемым вялой улыбкой. Я часто чувствовал себя, в присутствии жителей Пенна, словно был энергичным варваром, конечно, без никакого желания с их стороны побудить меня к такому чувству. Полагаю, что Пенн, не исключая Нуина, непосредственно является самой цивилизованной из стран, оставленных позади. Если бы пришлось выбирать жить где-то в другом месте, чем Неонархеос, приятнее всего было бы обитать в Пенне с одной или двумя пышногрудыми женщинами с полными губами, и постепенно стареть, имея достаточно работы и заботы, чтобы время от времени наслаждаться бездельем или неторопливыми любовными утешениями под солнцем. Пенн совсем не похож на другие страны.
Там умер мой отец.
Это произошло осенью 321 года в городе Бетлэме[96], который находится в сорока милях к северу от Филадельфии — в Пенне между городами большие расстояния — и недалеко от Делавэра. В тот год Сэму было пятьдесят шесть, он говорил мне. Пятьдесят шесть, энергичный и посредственный, сказал он — но иной раз, как я уже упоминал, он отмечал, что стареет.
Мы ехали в Джонтаун вдоль южной границы Пенна, которая отмечена — (поскольку нам сказали) — широкой извилистой рекой, называемой Потомак[97] до города Камберленд[98]. Там — единственная дорога, которая ведет на север. Из Джонтауна мы поехали обратно на восток по северному маршруту, папа Рамли, возможно, намеревался зимовать в западном Кэтскиле или где бы мы ни оказались к началу ноября. (Папа не получал в Пенне такого удовольствия, как остальные из нас — «Мать Спинктон» продавалась там плохо, жители предпочитали целебные настойки из трав, изготовленные их собственными женами, и, во всяком случае, были необычно здоровыми. Спектакли, представляющие подглядывание за голыми женщинами, тоже проходили не совсем удачно, так как граждане Пенна удивительно равнодушны к обнаженному телу, несмотря на все, что может сделать церковь, чтобы огорчить их в этом деле: я видел в Пенне девушку, которая почувствовала блошиный укус, сбросила свою юбку и принялась искать блоху без малейших признаков замешательства, а случайные зрители не смотрели на нее, затаив дыхание от ужаса — они просто смеялись и предлагали ей подходящие советы. Там, в Бетлэме, многие из нас заболели тем, что, казалось, было просто сильной простудой, — сильный кашель и высокая температура. Обстановка стала быстро ухудшаться.
Многих жителей города мучила та же самая болезнь, как мы узнали, в течение нескольких недель. Они беспокоились о нас, считая, что мы заразились этой болезнью от них — это были щедрые, славные люди, которые понимали музыку, по-настоящему слушая, что редко бывает с толпой — и они делали для нас все, что могли.
Папа даже не пытался продавать лекарство в Бетлэме. Он проворчал — в лагере, где ни одно ухо жителя Пенна не могло услышать его — что они были претенциозными ничтожными людьми, которые не понимали науки: «Мать» оказалась бы напрасно потраченной на них. Но он знал, что это глупый разговор, и в душе он так не чувствовал. Когда болезнь начала тревожить нас, он сам принял «Мать Спинктон» и проворчал, что качество лекарства оказалось неподходящим — может быть, он упустил кое-что, черт подери, существенное, постепенно старея и теряя способности, кто-то, наверно, должен бы похоронить его, раз он становится таким старческим, — и с несчастным видом, потеряв свое обаяние, все расхаживал среди нас с бутылкой «Матери». Никого не заставлял, не настаивал, чтобы мы глотали «Мать». Некоторые из нас скучали по его естественной манере так сильно, что мы принимали снадобье с надеждой вылечить его самого. Это было плохое время.
Первым умер сын Нелл Графтон. Джек, которому исполнилось четырнадцать.
Сэм сидел у его постели, так как оба — Рекс и Нелл были совершенно больны. Все происходило в моем фургоне. Я уже почти выздоровел после легкого приступа того, что бы это ни было. Я услышал, что Сэм внезапно встревоженно позвал меня, я вошел в отсек Джека как раз вовремя и увидел бедного ребенка с пылающим красным лицом — в последний раз я побил его только две недели назад за то, что он мучил приблудившегося кота — очевидно, он задохнулся насмерть собственной мокротой. Это случилось очень быстро; ни Сэм, ни я ничего не могли поделать. Мой папа послал меня за папой Рамли, и, когда я выбежал, я услышал, что он мучительно закашлялся: ему нездоровилось пару дней, но не хотел беспокоиться о себе. Я нашел папу Рамли беспомощно пьяным, он совершенно не мог передвигаться, и я позвал вместо него мадам Лору. Помню, для нее было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что произошло с Джеком, а потом она пристально посмотрела на Сэма, который сидел, качаясь на табуретке у койки Джека, его взгляд не был сосредоточенным.