Летом 1991 года, перед отпуском, я начал обдумывать план статьи, в которой хотелось вновь -- критически и самокритично -- осмыслить опыт перестройки. По приезде в Форос, перебирая взятые с собой книги, обратил внимание на заголовок одной из них: "Октябрь 1917-го: величайшее событие века или социальная катастрофа?" Среди авторов -- наш известный историк, академик Павел Волобуев, которого я очень ценю.
Сразу возникла ассоциация: перестройка -- это катастрофа или великое событие, прорыв для страны? Тут же позвонил А. С. Черняеву, который приехал со мной, и говорю: знаешь, вот в этом ключе мы должны осмыслить тему. Потому что со всех сторон раздаются голоса: продались империализму, погубили страну, все это из-за нового мышления и т.п. Так что же, перестройка -- это катастрофа или то, что нужно нам, то, что должно дать кислород огромной стране, этому огромному миру? Вот откуда пошел импульс. К 12 августа статья была готова. Потому что многое было уже в голове и сразу легло на бумагу.
Кстати, тогда с оттенком розыгрыша я спросил своего помощника: а ты скажи, кому принадлежат слова: "Не все, что после этого, по причине этого"? -- Ну что ж, скажу: "Энгельс!" -- Верно! Но тогда еще один вопрос: а какое отношение это имеет к нашему сегодняшнему разговору?
-- Я все понял...
-- Вот, вот! Сейчас много развелось политических мошенников, предпринимающих попытки дискредитировать политику перестройки, последовательно делающих эту грязную работу. И чем труднее будет ситуация в обществе, тем нахальнее и развязнее они будут себя вести. Надо людям помогать понять суть вопроса! Так что статья нужна. Еще об августовском путче и его последствиях
Читатель уже заметил: почти во всех интервью, беседах возникала тема августовского путча. О событиях того времени, о том, что пришлось пережить, я уже рассказал в своей книге. Но тема эта волнует и сегодня. Как могло произойти подобное? Почему эти люди оказались на ключевых постах в государстве? Были ли симптомы готовящегося путча? От Ю. Щекочихина я услышал и такие детали, о которых не знал. Приведу эту часть беседы с ним по возможности более полно.
-- Доходила ли до Вас правдивая информация о том, что происходит в стране? -- спросил собеседник.
-- Доходила и информация, и, к сожалению, дезинформация. Как теперь ясно, это делалось целенаправленно на протяжении последнего года -- хотели подвести меня к введению чрезвычайных мер. Не только целенаправленно подбиралась тенденциозная информация, но даже события организовывались так, чтобы потом на их основе эту дезу создать.
-- То есть как это? -- спросил он.
-- А так: выехать куда-нибудь по поручению ЦК Компартии России; организовать -- где встречу с партийными секретарями, а где удастся -- с рядовыми коммунистами (правда, это хуже удавалось -- легче с секретарями), и потом резолюция с протестом, с требованиями ко мне. Ультимативные требования! А я чувствовал, что эти резолюции написаны в Москве, до выезда на место.
-- А вы знаете, что на митинги в Литву -- для массовости! -- привозили целые автобусы "митингующих" из Белоруссии?
-- Этого я не знал. Кстати, требования оттуда, из Литвы, еще до январских событий шли очень жесткие. И не только из партийных структур. Реальные трудности -- то же беспокойство отставных или действующих офицеров -- переплетались с теми, что рождались в кабинетах на Старой площади. Требования шли довольно жесткие -- ввести президентское правление...
-- Михаил Сергеевич, -- сказал Щекочихин, -- а для меня и сейчас кое-что остается загадкой. Я опубликовал 10 июля статью "Литовская карта" -о зловещей роли КГБ, которую он сыграл во время январских событий в Вильнюсе, и в тот же день, десятого, направил вам письмо... Дошло ли оно до вас?
-- О чем?
-- Письмо с требованием отставки Крючкова и о том, что еще он может устроить...
-- Знаете, таких писем шло много. Да что тут отдельные сигналы! Вы возьмите события начиная с российского съезда, потом XXVIII съезд, помните, какая там возникла ситуация и какие бои пришлось
выдержать? Пленум за пленумом -- и все время изнурительные бои. Уже было видно, как поднимаются реакционные силы...
-- Но я писал конкретно о Крючкове! Потом, спустя несколько дней, меня поддержали несколько академиков, направив вам письмо с аналогичными требованиями: Шаталин, Петраков, Арбатов, Рыжов.
-- О чем?..
-- О том же, о чем и я. Требовали отставки Крючкова -- как лидера будущих заговорщиков.
-- Как-то не отложилось в памяти...
-- Об этом сообщалось в газетах и в "Вестях". Может быть, до вас эти письма все-таки не дошли? Их от вас скрыли?
-- Возможно. Но тема заговора все время возникала. Мне даже звонили руководители зарубежных правительств: к нам доходит информация, что будет переворот.
-- Кто, например, звонил?
-- Вдруг срочный звонок от президента Буша: "Есть информация... Ты извини, я не могу скрывать от тебя, должен сказать -- может быть, это и несерьезно, но сегодня ночью будет переворот".
-- Да, все чувствовали, что они на это пойдут.
-- Но все-таки и мы все свое дело сделали. Считаю, что свою миссию я выполнил: общество уже стало таким, что всякая попытка переворота была обречена. И потому думал, если у тех, кто намерен совершить переворот, присутствует хоть доля здравого смысла, даже ради собственных шкурных интересов они должны были просчитать на пять-шесть шагов вперед и понять: они будут посрамлены и разгромлены.
-- Тем не менее, когда все случилось, это было для Вас неожиданным? Как Вы уже не раз говорили, Вы переживали не только из-за самой авантюры, а и из-за того, что на нее пошли люди из Вашего близкого окружения.
-- Безусловно. Я говорил и об огромном нравственном ущербе. Взять хотя бы того же Крючкова. Сейчас делаются попытки доказать, что это был ограниченный, недалекий человек...
-- Ну нет. В результате работы комиссии по расследованию деятельности КГБ выяснилось, что он по-своему и тщательно ко всему готовился. Так, стало известно, что постоянно прослушивались телефонные разговоры не только Яковлева и Шеварднадзе, но и людей из Вашего ближайшего окружения. Например, разговоры Виталия Игнатенко. Как мне стало известно, в сейфе Болдина были обнаружены целые тома записей разговоров Игнатенко с Яковлевым, Шеварднадзе, с Вами... Даже разговоры Лукьянова.
-- И его подслушивали?
-- Да. Не знаю, слушали ли разговоры в кабинете, в котором мы сейчас сидим?
-- А черт его знает. Сейчас уже ни в чем нельзя быть уверенным, но тогда думал, что на это они не пойдут. Но я хочу продолжить о Крючкове лично. Для меня в значительной мере, помимо того, что знал я, имело значение, что его поддерживал Андропов.
-- А для Вас мнение Андропова было очень важным?
-- При всех недостатках Андропова -- я не хочу идеализировать его (и его идеологические позиции, и участие в борьбе с диссидентством -- это мне все было ясно) -- это был человек с большим интеллектом и решительно настроенный против коррупции. Я с ним связан был долго. Не скажу, что у нас с ним были очень близкие отношения, но я его хорошо знал, и мы встречались регулярно. Крючкова, к которому Андропов относился хорошо, я поэтому и взял. А где для этой сферы брать людей? Отношение Андропова к Крючкову было для меня критерием. Примитивизиро-вать никого нельзя. Разве назовешь ограниченным человеком Крючкова, Лукьянова?
-- Янаева я бы все-таки назвал.
-- Янаева я знал не так хорошо. Но в конце концов дело не в этом. Главное все-таки -- их политические позиции. Они почувствовали, что идет за новым проектом Программы партии, куда ведет ново-огаревский процесс, и в этой новой жизни они себя не видели. То есть выявились уже глубокие расхождения.
-- Я до сих пор не понимаю, почему они полетели в Форос.
-- Второй раз?
-- Да, когда уже было все ясно. Зачем? Упасть в ноги? Или что? Я не вижу логики в этом поступке.