Похлопал ошарашенного известием Сутгофа по плечу и … резко обернулся. Выстроившаяся рядом со мной сотня матросов Гвардейского экипажа перекрыла дорогу к скакавшей к нам группе офицеров-декабристов, среди которых я отметил Шиллинга – моего соавтора по ряду связанных с телеграфом изобретений и, к сожалению, так и несостоявшегося компаньона по бизнесу. В заговор его я не посвящал, хотя знал, что по своим воззрениям он был во многом близок к заговорщикам. А кем ещё мог быть военный-учёный-масон в те времена?
Приказал матросам пропустить к себе Шиллинга.
- Здравствуйте, Павел Львович, какими судьбами?
- Да вот, - из саквояжа он достал телеграфную ленту, - последнее сообщение из Кронштадта только-только получил, ознакомьтесь, Иван Михайлович …
Пробежал глазами по расшифрованному тексту "Азбуки Головина". Из этого послания следовало, что морская крепость захвачена "сторонниками цесаревича Константина".
Прочитанное послание я передал «приплясывающему» возле меня от нетерпения Рылееву. Кондратий быстро прочел его сам и тут же громко закричал, обращаясь к «офицерскому штабу» группирующемуся вокруг Трубецкого.
- Кронштадт наш!!! Ура!!!
- Прекрасная новость, Павел Львович! Спасибо за службу! - с последними произнесенные словами, с немым, но явно читаемым вопросом во взгляде, я посмотрел Шиллингу в глаза. Дескать, правильно ли я понял твое подношение?
- Благодарю, Иван Михайлович, рад стараться! - по полному лицу Шиллинга пробежала плутоватая улыбка.
Ободряюще похлопал Шиллинга по плечу.
- Дайте только время, Павел Львович, мы с вами вместе ещё горы свернем! Что в Главном штабе?
- Неразбериха и кутерьма - если двумя словами! Генералы и офицеры там мечутся, словно полотнище на ветру.
- Хорошо, Павел Львович, сейчас отправляйтесь назад, будут какие важные новости - вы знаете, где нас найти.
- Удачи вам Иван Михайлович. Да и всем нам!
Шиллинг поспешил обратно к своей лошади, покатился словно колобок, при этом то и дело, с любопытством озираясь по сторонам.
А в это время послышались радостные возгласы «ура!». Исаакиевский мост начали переходить роты Финляндского полка.
И столичный люд не оставался безучастным. Народ с интересом следил как по мостам и льду Невы, городским улицам следуют всё новые и новые гвардейские роты, втягивающиеся на Сенатскую площадь. Впрочем, и на Дворцовую площадь тоже шли вызванные Николаем войска.
Вдоль городских улиц стихийными толпами собирались простые городские обыватели - мещане, оброчные крестьяне, мастеровые, студенты, разночинцы, мелкие торговцы и купцы – прослойка данных категорий составляла ¾ из почти четырехсоттысячного населения столицы.
Гомонящий на все лады народ, уступая дорогу решительно настроенным солдатским маршевым колоннам, громко кричал "ура!", впрочем, не совсем осознавая кому они кричат, зачем и вообще в честь чего - какие только слухи в эти часы не ходили по взбудораженному городу.
- Никак солдатушки супротив царя пошли!?
- Молодцы! Давно пора! Жизни совсем не стало, с каждым годом все только хуже становится!
- Нам бы ружья - мы бы им подсобили! Людей – как скот – и семьями, и вразбродь продают – как угодно!
- Так, а палки на что? Пойдёмте лучше кровопийц – бар, да немцев с жидами бить! Зимний и без нас возьмут!
- Постой бечь! Вона, глянь-ка, газеты забесплатно раздают!
Народ ломанулся к перевернутым на бок саням на которые взгромоздился какой-то тип в штатском и громко кричал:
- Долой Николая! Даёшь Конституцию!
- Конституцию! - отозвался собравшийся под импровизированным помостом народ.
А рядом стоявшие недоросли закидывали газеты прямо в толпу. Грамотные уже читали вслух новости об отречении Константина, а также об юношеских проделках цесаревича и совершенных им в зрелом возрасте преступлений.
- Да за такие дела по царю плаха плачет! - раздался удивленный возглас одного из мещан, после прослушанных газетных новостей и его тут же поддержали десяток глоток.