Вчера должно было состояться наше обручение. Ждали гостей, но почти никто не явился. Те, кто пришел, говорили, что на Сенатской площади стояли солдаты с пушками и слышались выстрелы. Я думала, что именно так и приносят присягу и Николенька, когда все закончится, приедет к нам. Но вместо этого папеньке принесли какую-то странную записку, где Коленька просит нас немедленно уехать из Петербурга!
Вечером смотрела на платье, в котором должна была пойти на обручение. Оно такое красивое! Но подвенечное, заказанное у Bopertui, еще лучше!
16 декабря 1825 года
С утра папенька отправил камердинера за новостями, но тот не вернулся ни к обеду, ни после. К вечеру приехали двое папенькиных сослуживцев по лейб-гренадерскому московскому полку. Гости просидели взаперти весь вечер, о чем-то разговаривали. Маменька даже караулила у двери, пытаясь хоть что-нибудь расслышать. Сказала, что слышала слова «мятеж», «изменники», «Великий князь скрылся». К чему бы все это?
От Коленьки по-прежнему никаких вестей. Может быть, он решил расторгнуть помолвку? Но тогда почему сам мне не сказал?
17 декабря 1825 года
К вечеру пришел очень испуганный камердинер. Сказал, что в Петербурге на улицах лежит много мертвых людей, а в кабаках водку раздают бесплатно. А потом ушел. Горничная Акулина сказала, что он прихватил столовое серебро. В суматохе дворецкий этого не заметил. Еще она сказала, что на площади перед Зимним дворцом убили нового царя, а Великий князь Михаил бежал. Теперь власть будет у правительства, во главе которого стоит князь Трубецкой. Я встречалась с князем Сергеем Петровичем на балу у графини Епанчиной. Его жена, княгиня Екатерина Ивановна, сказала, что настоящий бал – он всегда первый! А еще княгиня сказала, посмотрев на Николеньку: «Mais il n`est pas mal, vraiment!» Как будто я сама не знаю, что мы прекрасная пара? Я даже немножко приревновала, а потом подумала, какая глупость! Ведь княгиня Екатерина Ивановна немолода. Ей двадцать пять лет! Папенька говорил, что князь Трубецкой переживает, что в Генеральном штабе, где он служит, почти невозможно стать генералом. Но не все ли равно? Мне бы конечно хотелось, чтобы Николенька стал генералом, но разве я буду меньше его любить, если он останется штабс-капитаном?
Папенька вышел к нам нетрезвым и заявил, что он больше не желает слышать в своем доме фамилии Клеопина и расторгает помолвку! Как же так?
Глава третья
Наполеоны из Малороссии
Декабрь 1825 – январь 1826 гг. Малороссия
В Любаре, богом забытом местечке, Сергей Иванович и Ипполит Иванович Муравьевы – Апостолы искали командира «ахтырцев». К счастью, первый же встречный мальчишка указал хату, где квартировал «пан полковник».
Судя по внешнему виду – небрит с позавчерашнего дня, в одной нижней рубахе (но хотя бы в форменных панталонах!), Артамон Захарович (просто Муравьев, без Апостола) в меланхолии пребывал давно. Коричневый доломан, ментик, сабля и кивер брошены в угол. Перед господином полковником стояла полупустая бутыль какого-то мутного – не иначе, крестьянского – пойла и высокий стакан, заляпанный так, что уже было не понять – из стекла он или из фарфора? Кроме горлiки (известно, что гусары пьют только шампанское!) на затянувшуюся «меланхолию» указывало и то, что полковник самозабвенно распевал песню на слова самого знаменитого «ахтырца»:
Завидев гостей, Муравьев завопил, как уличный кот, наступивший на собственный хвост:
Потом резко оборвал песнопение и без всяких приветствий заявил:
– А что, господа, скоро и мы вознесемся. Уже слыхали-с – полковник Пестель арестован. И, что характерно, по доносу собственного офицера. Вот, сижу и жду – кто из моих первым побежит доносить. Интересно – в Петербург повезут или прямо здесь расстреляют?
Братья Муравьевы-Апостолы прошли внутрь комнаты. Младший сел на постель, а старший остался стоять. Потом Сергей Иванович внимательно посмотрел на гусара и спросил:
– А, вы, господин полковник, будете просто сидеть и ждать?
– А что прикажете делать, господин подполковник? – в тон ему ответил Муравьев. – Выводить гусар и в конном строю атаковать Тульчино? Освобождать Павла Ивановича? Или уж сразу на Житомир? Захватить все корпусное командование и потребовать – выпускайте, мол, полковника Пестеля. А потом? В худшем случае перед Житомиром нас остановит артиллерия – мне с одним полком кавалерии ее не пройти. В лучшем – через месяц из Петербурга и Волыни подойдет подкрепление. И – прощай, гусар, ты песен пел немного!