Из России писали Волконской редко, не посылали всего о чём она просила. Это создавало чувство обиды на родных, отравляло и без того тяжелую жизнь. Как избавление приняли они весть о переводе заключенных в другую тюрьму, в Читу.
Чита
Николай был предусмотрителен. Уже 24 июля 1826 года начальник Главного Штаба Дибич писал проживавшему в Курске на покое бывшему командиру Северского Конно-Егерского полка, обрусевшему поляку Лепарскому: «М. Г. Станислав Романович! Государь Император… полагаясь на строгие правила чести и преданность Вашу престолу… намерен вверить Вам весьма важный… пост коменданта в Нерчинске, ибо государственные преступники, требующие особенно строгого и благоразумного надзора, по большей части будут находиться на работах в тамошних рудниках». Генерал, несмотря на свои 72 года, дал согласие. Трудно было отказаться от столь лестного зова, да к тому же его тяготили долги и новая, хорошо оплачиваемая должность давала возможность с ними расплатиться. Перед отъездом в Сибирь, царь принял его в Москве; он одевался во время этой аудиенции и целый час разговаривал со стариком. Содержания их беседы мы не знаем, но Лепарский, очевидно, получил от него самые подробные инструкции.
Этот старый кавалерист сыграл большую роль в судьбе декабристов. Хотел ли этого его повелитель? Николай еще совсем молодым человеком имел случай близко узнать Лепарского, живал у него в доме во время своих служебных поездок и в письмах к нему подписывался «ваш на веки», «ваш товарищ». Он знал, что Лепарский — требовательный, но добрый человек, что за 16 лет его командования полком ни один солдат не был оштрафован или наказан по суду. Он мог положиться и на его такт, и на его безусловную преданность себе. Очевидно, что царь не хотел излишней жестокости по отношению к декабристам. Он посылал их в дальнюю страну, страну забвения, чтобы они жили там, как тени в подземном царстве, без возврата в царство живых. Но жестокость и издевательства только напоминали бы о них, только вызывали бы к ним сочувствие, а он хотел и сам забыть и, главное, заставить всех других забыть о них.
Лепарский был еще бодрый старик, с тщательно зачесанными височками, с дряблыми пунцовыми щеками, молчаливый и хмурый. В противоположность сказке, на вид — это был волк, а по существу добрая и хитрая бабушка. Как бабушка, как старая ворчливая няня опекал он своих «питомцев».
Сначала правительство предполагало построить специальную тюрьму для декабристов в Акатуе, где находятся серебряные рудники. Там уже заложили фундамент для неё, но Лепарский сумел убедить власти, что Акатуй место чрезвычайно вредное для здоровья и что ссылка туда декабристов равносильна осуждению их на смерть. Этим он действительно спас их. Надо было выбрать другое место. Он предложил Читу.
Чита расположена за Байкалом, близ почтовой дороги, ведущей в Нерчинск, в живописной долине, образуемой двумя небольшими реками, Читой и Ингодой и окаймленной невысокими сибирскими горами. На север от неё лежит красивое Ононское озеро. Климат в этой местности здоровый. Зимою стоят большие, тридцатиградусные морозы» лето же короткое, пятинедельное: даже в июне еще бывают по ночам морозы, а в конце июля снова наступают темные осенние ночи с ранними заморозками. Но в эти короткие недели с огромной силой поспевают хлеба, произрастают овощи, расцветают яркие сибирские цветы, так что вся долина превращается в настоящий цветник. Особенно много там самых разнообразных луковичных растений.
В 1827 году Чита была маленьким поселением с ветхою церковью и двумя десятками маленьких деревянных домиков. Тут то Лепарский перестроил и приспособил для поселения декабристов старый казачий острог. Тут же стал он строить и другую, большую тюрьму. В Читу сначала с Нерчинских заводов, а потом из русских и финляндских крепостей стали свозить заключенных. Сюда же приехали девять «русских женщин», жен декабристов, решившихся разделить их участь.