Лунин разделяет с Якушкиным эту честь: он тоже хотел освободить своих крепостных. Среди противоположных качеств своей разнообразно одаренной натуры этот романтик, человек высокого духа, имел черты разумного хозяина-практика. Он, не знавший границ в дерзости и риске, в хозяйственных вопросах был мудро-осторожен. Умный его приказчик проводил под его руководством принципы строжайшей экономии в хозяйстве, обремененном долгами, сделанными еще отцом Лунина. «И у берега потонуть можно», писал Лунин своему слуге (слова невероятные в его устах!). А тот обращался к хозяину за указаниями: «Научите, Милостивый Государь, меня и воодушевите! Как взять меры, когда наступит срок платежа в Опекунский Совет?» И Лунин: «учил и одушевлял». Он построил суконную фабрику, проектировал селитренный завод, подумывал о вольнонаемном труде и за всеми этими хозяйственными заботами не забывал о своей цели — освобождении крестьян. Но и он тоже ограничился отпуском на волю отдельных дворовых. А Лунин ли не чувствовал ужасов рабства, он, писавший эти негодующие слова: «Владельцы более человеколюбивые, составляющие большинство… воображают, что материальное благосостояние, доставляемое крепостным, достаточно вознаграждает их за потерю гражданских прав. Присваивая право располагать судьбою крепостных и устраивать их счастье, они не понимают, что это нарушает законы нравственного порядка». Но и он сам, как это большинство, вероятно, успокаивал свою совесть тем, что заботится о своих крепостных… Но что будет с ними, если он умрет, погибнет на дуэли, или на плахе? Это волновало его, и в 1819 году, он, несмотря на свою молодость, составил духовное завещание. Всё имущество свое он оставлял не любимой сестре, потому что не доверял, и не без основания, её мужу, Уварову, а своему двоюродному брату, Николаю Лунину, с тем, чтобы тот в течение пяти лет со дня его смерти освободил крепостных. Освободил без земли, — имение должно было оставаться в роду Луниных. Вот заключительные слова завещания: «Я надеюсь, что брат мой… сохранив собственные выгоды и тем содействуя поддержанию нашей фамилии, составит счастье крестьян и дворовых людей освобождением их от крепостного состояния на том основании, которое он признает за благо и дав тем опыт своей благодарности за мою к нему дружбу, успокоит прах мой и сделает память мою для крестьян и потомства нашего священной».
Он завещал 10 тысяч рублей ежегодно сестре своей, Екатерине Сергеевне Уваровой, 20 тысяч единовременно другой сестре, внебрачной дочери его отца, Прасковье Михайловой, и пожизненное содержание вольноотпущенной девке Анне Соколовой. Да еще просил «призреть» старых и немощных из своих дворовых людей[4].
Пестель на Юге
Только в южной, Тульчинской «Управе» Союза Благоденствия преобладали крайние и царил дух Пестеля. Пестель был переведен на юг вместе со своим патроном графом Витгенштейном, поставленным во главе 2-й Армии. Он жил в местечке Тульчине, где находился её штаб. Добрый Витгенштейн был в восторге от своего адъютанта, считал его достойным стать министром или главнокомандующим. Злые языки говорили, что армией управляет не старый граф, а его адъютант. Кажется, что неплохо относился к выдающемуся офицеру и сам император[5].
4
Зять его оспаривал это завещание на том основании, что Лунин во время составления его был уже государственным преступником. Суд высказался против утверждения завещания, так как закон запрещал давать волю крестьянам по завещанию. Уваров выигрывал процесс. Но душевные волнения, испытанные им в связи с этим делом и неодобрительное отношение к нему общественного мнения, по-видимому, были причиной его странного исчезновения, происшедшего в это время. В Петербурге считали, что он покончил с собой, бросившись в Неву. Есть предположение, что он не погиб, а только без вести скрылся, и что впоследствии именно он был известен в Сибири под именем таинственного старца Федора Кузьмича, которого многие принимали за Александра I. После этого между сестрою Лунина и его двоюродным братом начались переговоры о мировой. Как они закончились и были ли освобождены крепостные Лунина — мы не знаем. Может быть, память его всё же осталась священной среди его крестьян: легенда о декабристах проникла позже и в крестьянскую среду. Так, потомки крепостных, принадлежавших отцу Пестеля, были уже в начале 20-го века убеждены, что знаменитый революционер освободил от крепостной зависимости их дедов, чего на самом деле не было.
5
Еще в 1821 году Пестель был послан с конфиденциальной миссией в Скуляны, на границу Молдавии, чтобы представить рапорт царю о греческом восстании. Проезжая через Бессарабию, в Кишиневе, встретился он с Пушкиным.«Умный человек во всем смысле этого слова, — записал Пушкин в своем дневнике. — Мы с ним имели разговор метафизический, умственный, нравственный и прочее. Он один из самых оригинальных умов,которые я знаю». Пушкина поразили слова Пестеля, характерные для его крайнего рационализма: «Mon coeur est matérialiste, mais ma raison s’y oppose». В противоположность большинству, у Пестеля было «материалистическое сердце», но его деистический разум постулировал причину причин — Верховное Существо. Спустя много лет,вспоминая об этой встрече, Пушкин писал,что Пестель