Вот почему, как только экипаж подъехал к берегу Байкала в устье Селенги, Бестужевы остановили лошадей и бросились навстречу набегающим серебристым волнам, подставляя лицо их холодным брызгам, слушая грохот морского прибоя. Ведь как-никак, а они — моряки по призванию, плававшие по настоящим морям и океанам. И тут же Николай Александрович как художник отметил необыкновенную красоту высочайших прибрежных хребтов со сверкающими снежными вершинами. И это в пору летнего зноя!
Поселились Бестужевы в доме посольского крестьянина Кыштымова. Хозяин был коренным помором, жил крепко, с размахом. Его деревянный дом заметно отличался от остальных размерами: поэтому Кыштымовы без разговоров уступили «государственным преступникам» отдельную уютную комнату. Николай Бестужев подтверждает в своем письме от 10 августа 1839 года, что дом Кыштымова был большим и поэтому имел много окон. На одной стороне они выходили на монастырские строения и голубой простор Байкала, на другой — на широкие зеленые поля и перелески.
Почти сразу же после прибытия на поселение в Посольск братья Бестужевы посетили монастырь и помолились за свое освобождение и за будущее назначение в Селенгинск, а главным образом — за родных и близких. Последнее желание возникло у них еще 30 июля в Верхнеудииске, но исполнить его они тогда не смогли.
Все дни, проведенные декабристами в Посольске, были посвящены Бестужевыми знакомству с деревушкой и ее окрестностями. Селение лежит в устье большой реки Селенги, окружено главным образом болотами, отчего жители чувствуют нехватку пахотной земли. По подсчетам Бестужевых, на 40 дворов имелось не более 40 десятин, то есть по одной десятине на хозяйство. Впрочем, не хлеб составлял главный источник пропитания местных жителей, а «избыток рыбы в самом море, в Селенге и других реках, которые также впадают в Байкал». Кыштымов, коренной местный житель, сибирское происхождение которого, как отмечал Н. А. Бестужев, видно из его фамилии, рассказывал своим квартирантам, что «особенно периодические ходы омулей, составляющих род селедки пресной воды, дают не только нужное, но даже избыточное существование здешним жителям».
Речь о рыбе в первые же дни прибытия Бестужевых в Посольск зашла не случайно. Знакомясь с местными жителями и их хозяйством, декабристы везде замечали общее оживление поморов: сушились и починялись сети, проверялись бочонки и лагушки, смолились деревянные лодки… Посольские рыбаки готовились к начинающемуся осеннему лову, дающему им пропитание на целый год.
Кыштымов, вероятнее всего, на правах хозяина был главным информатором Бестужевых и по другим вопросам истории деревни. Он с сожалением отметил, что буквально накануне приезда братьев «золотой век» селения Посольск закончился, так как правительство упразднило государственную перевозку через Байкал, в связи с чем Посольск уже не является шумным и прибыльным портом. Хорошие заработки местные жители получат теперь лишь зимою, когда ледовая дорога по-прежнему не минует их деревеньки, стоящей на половине пути между Иркутском и Верхнеудинском.
Рассказывая о Байкале, его шири и мощи, крестьянин Кыштымов ознакомил квартирантов с тем суеверным почитанием, с которым все поморы относятся к сибирскому морю. Он поведал Бестужевым давнюю легенду, что Байкал гневается и жестоко наказывает тех, кто называет его не морем, в знак уважения, а просто озером. И братья Бестужевы согласились с хозяином, что, «в самом деле, 800-верстное протяжение дает ему право называться морем».
Из окон своего гостеприимного пристанища Николай и Михаил любовались также ширью степи, огражденной высокими горами, плавающими в далекой синей дымке. Такого зеленого простора они нигде в Забайкалье еще не встречали. Своими сочными лугами, желтыми полями пшеницы, болотами и лесами, частыми селениями «на каждых 5 верстах» устье Селенги и сам Посольск чем-то напоминали братьям северорусские пейзажи близ их родового имения в деревне Сольцы Новгородской губернии. Наконец, Бестужевы были профессиональными моряками, и поэтому Байкал напоминал им Балтийское море, а допотопные суда, которые плавали по нему, — их былые корабли. Декабристам хорошо были понятны также дела и заботы местных доморощенных моряков и корабелов.
Знакомясь с Посольском, его окрестностями и местными жителями, братья Бестужевы часто ловили себя на мысли, что временное их пристанище не столь дикое, как им прежде казалось, и, если вместо Селенгинска им будет повелено жить здесь, на берегу Байкала, они не станут особенно роптать на судьбу.
Их поддерживал и Александр Иванович Орлов, ставший невольным спутником перемещения последней партии декабристов из Петровского Завода до Байкала. Он слыл одним из культурнейших представителей забайкальской интеллигенции, был известен как издатель рукописных журналов «Кяхтинский литературный листок», «Кяхтинская стрекоза» и «Метляк». Несколько лет тому назад Орлов закончил Московскую медико-хирургическую академию и был назначен врачом в Кяхту, затем служил в Верхиеудинске. Отправляясь в Иркутск за новым местом своего назначения, он решил задержаться в Посольске и скрасить одиночество братьев Бестужевых.
Однако дни в ожидании разрешения все шли и шли, а важной депеши из Петербурга не поступало. Между тем А. И. Орлову уже необходимо было явиться в Иркутск. 29 августа 1839 года он простился с Бестужевыми, и буквально в тот момент, когда судно уже было готово к отплытию, в Посольск пришло наконец долгожданное разрешение следовать на поселение в Селенгинск. Простившись с гостеприимным семейством крестьянина Кыштымова, братья-декабристы тотчас покинули тихое старинное село на берегу Байкала.
Надо думать, что связь Бестужевых с Кыштымовыми на этом не оборвалась. Часто проезжая Посольск по дороге в Иркутск и обратно, Николай Александрович не мог миновать свое временное пристанище в августе 1839 года, стоявшее на половине трудного и дальнего пути между Прибайкальем и Забайкальем, и находил в семействе байкальского помора отдых и приятную беседу. Род Кыштымовых в Посольске живет до сих пор, а до недавнего времени сохранялся и его обширный дом, полностью соответствовавший описаниям Бестужевых. Иван Кыштымов за свою связь с декабристами пользовался большим уважением у кяхтинских купцов и местных чиновников. По крайней мере, когда купец М. Н. Игумнов начал строительство сухопутной почтовой дороги от Байкала до Кяхты, лучшего подрядчика не нашлось. Крестьянин Кыштымов с сыновьями получил выгодный заказ на рубку просеки за 250 рублей с версты, что обеспечило семейству (как и другим нанятым односельчанам) безбедное существование на многие годы.
Наконец, 1 сентября 1839 года дорога в последний раз вбежала на горный перевал, и оттуда братья Бестужевы увидели панораму далекого города Селенгинска, окруженного со всех сторон лесистыми хребтами и рекой Селенгой с ее сине-коричневыми разливами и изумрудно-зелеными островами, серебристой змеей вьющейся в разных направлениях.
Николай Александрович остановил лошадей и долго любовался столь неожиданно открывшейся картиной. Так вот он, загадочный Селенгинск, о котором так много говорили не только забайкальцы, но и петербургские знакомые и родные. Привыкший к болотистым равнинам родной Псковщины, проехавший всю Сибирь через густые дремучие леса, он никак не мог согласиться с утверждениями бывалых людей, что существуют совершенно голые и высокие горы. Горы, горы и еще горы, скалы, утесы: семь хребтов видны друг за другом!
Бестужев усмехнулся, вспомнив те представления о Забайкалье и Селенгинске, которые издавна жили в их семье из-за рассказов дяди Василия Софроновича Бестужева, некогда служившего в Нерчинском гарнизоне. Вышедший в отставку, он проделал долгий путь от берегов Нерчи до Петербурга пешком. Дядя утверждал, что Забайкалье представляет собой край сплошных каторжных тюрем и рудников, что везде по дорогам ему приходилось брести по берлогам диких зверей, окруженным полчищами голодных волков и медведей, и нередко по такой чаще, что кожа на всем теле, обхлестываемая сучьями деревьев, должна была нарастать не менее двух раз в месяц. Для вящей убедительности своего рассказа Василий Софронович демонстрировал изодранную в клочья одежду и иссеченное тело. А родная сестра Елена Александровна, наслушавшись рассказов каких-то «очевидцев», еще совсем недавно отговаривала братьев от поселения в Селенгинске. По полученным ею сведениям, жители этого далекого забайкальского городка «тонут по колено в грязи и посреди лета отмораживают себе носы».