– Не это?
– Я не включал устройство вызова. Никто не включал – оно в числе оборудования, которое было реквизировано. Тем не менее, ваше прибытие – большая удача. Нам нужно, чтобы вы выступили сегодня во второй половине дня перед комитетом.
Фонтэйн, к которому, наконец, вернулась часть его самообладания, возразил:
– Простите, бригадир, но этот джентльмен выступать не будет.
– Вынужден согласиться с мистером Фонтэйном, бригадир. У меня есть более интересные способы потратить время, чем трепать языком перед бюрократами.
Бригадир стиснул зубы. Это был не первый раз, когда ему нужно было осадить этого повелителя времени, и вряд ли последний.
– Доктор, основной причиной того, что это слушание вообще созвали, являются несколько необычные статьи расходов, появившиеся благодаря неоплачиваемому научному сотруднику британского подразделения, и большинство из которых были для посторонних абсурдны, непостижимы, и необъяснимы.
– Необъяснимы? – Доктор стоял лицом-к-лицу с бригадиром. – Бригадир, всё, что я запрашивал, было важно, нет, даже критически важно для моих исследований!
– Как бы там ни было, Доктор, вы единственный, кто может обосновать эти расходы. И если вы этого не сделаете, то весьма возможно, что британское подразделение сочтут затратным и распустят.
Фонтэйн перебил его:
– Бригадир, я не могу допустить появление этого... этого... клоуна перед комитетом!
Понимая, что снова потерял самоконтроль, Фонтэйн сделал глубокий вдох и продолжил более спокойным тоном:
– Даже если он и сможет объяснить эти расходы, комитет не воспримет его всерьёз. Вы только послушайте его! Он только что спокойно заявил, что он из другой галактики.
– Из этой, вообще-то, – сказал Доктор и повернулся к Летбридж-Стюарту. – Хорошо, бригадир, раз вы так настаиваете, я выступлю перед этим комитетом. Во сколько слушание?
– В 16:00 в здании ООН.
– А сейчас который час?
– Примерно 09:50.
– Отлично. Встретимся там, – Доктор прошёл двери и открыл её.
– Подождите секундочку, пожалуйста! – умолял Фонтэйн.
Доктор остановился на пороге и обернулся в сторону юрисконсульта:
– Что-то не так, мистер Фонтэйн?
– Если вы будете выступать, нам нужно поработать над вашими показаниями, проверить документальные подтверждения, посмотреть, что мы можем...
– Да, да, да, да, да. Я уверен, что есть тысячи вещей, которые мы можем сделать для оправдания вашей несомненно заоблачной зарплаты, однако необходимости в этом нет. Комитет задаст вопросы о запрошенном мною оборудовании, я отвечу на их вопросы, и на этом всё. Просто, хм? – и Доктор широко улыбнулся.
– Всё не так просто. Вы хоть представляете себе все юридические сложности?
Доктор шагнул за дверь:
– О, я их очень хорошо представляю, мистер Фонтэйн. Просто я решил не обращать на них внимание. А теперь, простите, но раз уж я в Нью-Йорке, то схожу посмотрю достопримечательности. Я не бывал в Музее Искусств Метрополитен уже... через пятьдесят лет.
Фонтэйн стоял с отвисшей челюстью, а затем крикнул Доктору вслед:
– А эта чёртова телефонная будка так и будет стоять у меня в кабинете?
Робин Омингтон посмотрел на часы. Ну же, ну же, чёрт возьми, Холли, позвони мне. Скажи, что он прибыл.
Успокойся. Успокойся. Сохраняй спокойствие. Мы же не хотим, что бы твой «работодатель» подумал, что что-то не так, правда? Так можно и легенду свою провалить. А мою легенду никто никогда не проваливает.
Строго говоря, это была неправда. Но Робин не хотел думать об этом. Это сводило его с ума, а он не мог себе позволить сходить с ума, потому что тогда он провалит свою легенду.
Почему-то всегда всплывал в памяти тот случай.
Всего один раз моё прикрытие было раскрыто. Всего один раз, ублюдок, но это меня разорило. Ты за это заплатишь. О, да.
Зазвонил телефон. Он схватил трубку:
– Робин Омингтон.
– Робин, это Холли. Что-то не так. Этот доктор появился (я не знаю, как он вошёл, через дверь он не проходил), в общем, он появился после того, как я нажала, как ты мне сказал, на кнопку, а потом он ушёл.
– Когда? – обеспокоенно спросил Робин. Не мог он уйти, чёрт возьми, почему он ушёл?
– Примерно три секунды назад. Мистер Фонтэйн и этот бригадир всё ещё тут.
– Чёрт, чёрт, чёрт! Он не должен был уходить!
– Я тоже так думала.
– Как ты могла позволить ему уйти?
– Что значит «позволить»? Я что, по-твоему...
– Ладно, проехали.
Мысли Робина работали на полную катушку. Всё было так идеально, как всё могло пойти не так? Затем у него появилась идея.
– Ты уверена, что это был он? – спросил он. – Как он выглядел?
– Я толком не успела рассмотреть лицо. На нём была большая шляпа, пальто, и странный шарф. Он...
– Да, это он. Один из «него», во всяком случае. Чёрт!
Это было так сложно организовать, а он всё испортил. Снова. Он всегда всё путает.
– Холли, а он ничего не сказал о том, куда он пошёл?
На том конце стало тихо, видимо, Холли задумалась над вопросом. Это может на несколько часов затянуться, – зло подумал Робин. Впрочем, неспособность Холли думать была именно той причиной, по которой он её и завербовал для этого задания. Она с готовностью поверила в его ложь о том, зачем ему нужно заманить Доктора.
И наконец:
– Кажется, он пошёл в «Мет».
И зачем я с ней связался?
– Холли, в десять утра опер не бывает.
– Да не в оперный театр Метрополитен, дурак, а в музей Метрополитен.
Робин выругал себя. Разумеется, это не опера, болван.
– Отлично. Я зайду минут через пятнадцать за устройством вызова.
– За чем?
– За синей штукой, которую я тебе дал, чтобы ты нажала на ней кнопку.
– А, поняла.
– До встречи, – не ожидая ответа, он повесил трубку.
Поверить невозможно! Всё же было подстроено.
Робин украл опечатанное оборудование Доктора и дал его Бетанкурту, чтобы тот сделал из него бомбу. Бетанкурту это не нравилось – его собственное оборудование было надёжнее – но Робин не хотел, чтобы у бомбы можно было бы отследить связь с кем-либо, кроме самого Доктора. Не то что бы Бетанкурту нужна была защита; в конце концов, друзья изготовителя бомбы в высших кругах пока что не давали ему попасть в тюрьму...
Затем Робин спрятал эту бомбу в зале совещаний. Холли воспользовалась украденным устройством вызова, чтобы вызвать Доктора в кабинет Фонтэйна для дачи показаний. После чего он должен был ничего не подозревая пойти в здание ООН и умереть ужасной смертью.
Как он того и заслуживает. Испортил мне всё, и теперь я застрял на простейшей работе по инфильтрации и наблюдению. Никаких повышений. Никаких добавок к зарплате. Застой. Чистилище. Мучение.
И всё это из-за Доктора.
Но теперь Доктор пошёл в музей Метрополитен. А значит он, наверное, придумал какой-то повод, чтобы не давать показания. Ну что же, в таком случае придётся мне всё сделать самому. Он выдвинул ящик стола. Там был револьвер, который он раздобыл в качестве подстраховки. Его начальство никогда не доверяло ему оружие. В конце концов, его работа преимущественно состояла в наблюдении. А оружие выдавалось другим.
Если бы не Доктор, у меня был бы свой пистолет. Я был бы одним из тех, кто ходит с пистолетом. Но нет, я просто рядовой шпик, и буду им всегда, Доктор. Ты за это заплатишь. Дорого заплатишь.
Сообщив своему якобы начальнику, что ему перед предстоящими слушаниями необходимо побывать в нескольких местах, Робин вышел из здания ООН и пошёл в фирму «Ниссен Гибсон Фонтэйн», чтобы забрать устройство вызова. Как и в случае с бомбой, не стоит оставлять улики.
– О да, отлично, – Робин слышал, как Доктор обращался к кому-то, рассматривая резьбу на стене храма Дендур. – Вы знаете, – сказал он пожилой даме, случайно проходившей мимо, – они собирались упростить работу за счёт того, чтобы в виде сбоку рисовать только одну ногу, но я им сказал: «Что за глупости? На плоскости? В таком стиле? Нужно изображать обе ноги, иначе будет впечатление, что у людей всего по одной ноге!»