— Нет, не могу, не могу больше слышать подобных гадостей! — воскликнула госпожа Евгеньева.
— А что я такого сказал? — как всегда, не понял тот. — С нами-то, я так понимаю, ничего подобного не случится. Уж как-нибудь все останемся целы…
Ах, как он на сей счет заблуждался!..
Впрочем, обед в самом деле оказался на уровне лучших рестораций.
– —
………………………………………………………………………………………………………
………………………………………………………………… <…> и никак не удавалось мне избавиться от ощущения, что где-то поблизости шуршит змея.
Сколь я был не далек от истины!..
Между тем, постояльцам отеля «Парадиз» грозила неизбежнейшая из бед, сопутствующих принудительному заточению — скука. После обеда тут и там очагами вспыхивали разговоры, но почти тут же и угасали — либо ввиду малой заинтересованности собеседников, либо из-за нежелания одной из сторон его поддерживать.
Генерал Белозерцев. И вот что я вам, госпожа Евгеньева, в этой связи скажу: что бы там не писали наши газеты, но если что — надает нам скоро немчура по мозгам, как не столь давно япошки надавали. Потому как… Потому как во главе у нас — зауряд-полковник, и — уж поверьте добавить старому вояке — далеко не самых выдающихся талантов… Да и согласитесь: лезть в войну, когда у тебя повсюду мздоимство, когда под боком тлеет, как угль под сухим сеном, не загашенная революция!..
Грыжеедов. Однако же вы, ваше превосходительство, не учитываете наш патриотический дух! У немцев такого нет и быть не может! И я вам еще вот что скажу…
Г-жа Евгеньева. Ах, довольно, довольно, господин Грыжеедов, довольно, ваше высокопревосходительство, право же, политика меня весьма мало интересует…
– —
Г-н Кляпов (озираясь). И долго, скажите, мне еще эту вашу адскую штуковину у себя хранить?
Г-н Кокандов. Тише, прошу вас!.. Клянусь: если б не эта лавина — уже нынче бы вас избавил…
– —
Профессор Финикуиди. …Да, да! представьте себе! Этот самый швейцарский профессор Айнштайн показал, что пространство и время — суть одно! Нашу жизнь можно, стало быть, измерять в верстах и аршинах! — каково?! Интересно, на какой версте жизни нас застигла эта лавина?
Г-н Петров (Поглядывая на Кляпова, громко). Свершено не понимаю, как могут занимать подобные нелепости, когда девочки… совершенно невинные… цветки жизни… Когда их — какие-то работорговцы!..
– —
Г-жа Дробышевская. …И если я вас сколько-нибудь заинтересовала теософскими идеями госпожи Блавацкой…
Г-н Кляпов. Г-м…
Г-жа Дробышевская. Но однако — куда же вы, Павел Игнатьевич?
Г-н Кляпов. Sortir. (Стремительно удалился.)
Г-жа Дробышевкая (a parte[6]). Хам!
– —
Г-н Львовский. Позволено ли мне будет спросить у вас, очаровательная Ми?.. Ваше странное имя… не происходит ли оно из рассказа покойного писателя Чехова, где имеется столь же очаровательная Мисюсь?
Ми. Я же просила тут всех: просто Ми! Коротко и просто!
(Очень прямо держа свою прелестную фарфоровую головку, она чуть удалилась и понюхала какой-то белый порошок с тыльной стороны своей ручки. Ах, не трудно было догадаться, что это за порошок! Не столь давно я в поэтическом салоне Петербурга видел, как то же самое проделывал кумир нынешней молодежи, поэт Александр Блок. Что тут скажешь, кроме как: o tempоre, o moris![7])
– —
Г-н Васюков. …Да, да, весьма интересно. Говорите — у берегов Красного моря?
Г-жа Дробышевская. Дважды! Видела там скиты первых христиан, это просто потрясает воображение! Я как раз буду делать доклад на заседании Лондонского общества… И еще кое-что весьма любопытное… Помните, я говорила? Купила как-то в Индии.
Г-н Васюков. О, да, ваша географус (отчего-то он выразился именно так)… Это крайне, крайне любопытно…
– —
Дуня (стряхнув с себя руку господина Петрова). Но-но, без глупостев, Сергей Сергеевич! Вот замуж возьмете — тогда…