Разговор закончился, прилежные контрразведчики встали и скромно покинули начальственный кабинет.
Ранним воскресным утром по аллеям Ричмонд-парка двигалась симпатичная пара: преисполненный достоинства седовласый джентльмен с сумкой, из которой торчали клюшки для гольфа, одет он был в клетчатый пиджак и никкербокеры, большую и, по-видимому, умную голову покрывала тоже клетчатая кепка. Джентльмен ласково посматривал на молодого человека, вероятно, сына, в пуловере и джинсах, и изредка указывал рукой на лауны, где уже неторопливо расхаживали игроки. Впрочем, разговор между резидентом КГБ в Лондоне Олегом Тениным и Вивьеном Колином, завербованным КГБ еще три года назад в университете и внедренным в МИ-5, выходил за рамки спортивной дискуссии, хотя со стороны выглядел именно таким образом.
— Очень интересная информация! — говорил Тенин, осматривая клюшку так внимательно, будто тотчас же собирался ухнуть ею по шару. — И что Дженкинс собирается делать с этим Воробьевым?
— Он намерен его вербовать, не откладывая дела в долгий ящик. Вы же знаете, что мой шеф не любит тянуть резину и весьма оперативен, — Вивьен относился к Дженкинсу с почтением, что не мешало ему по мере возможностей очищать отдел от секретов.
— Поэтому и попадает все время в задницу, — заметил Тенин, и они весело посмотрели друг другу в глаза, любящий папаша и вечно благодарный ему сынок. — Не будем затягивать встречу, конспирация прежде всего. Спасибо за документы.
Он улыбнулся самой широкой в мире русской улыбкой, а Вивьен отошел в сторону, чуть-чуть, осторожненько шевельнув пальцами в прощальном привете.
Прибыв в посольство, взбудораженный Тенин походил по кабинету, проигрывая все самые гениальные решения, но окончательного не нашел и вызвал к себе офицера безопасности Червоненко, перешедшего на оперативную работу из хозяйственного управления КГБ благодаря своим родственным связям. Чернобровый кудрявый красавец уже через минуту влетел в кабинет резидента и застыл во всей своей красе, интуитивно предчувствуя бурю.
— Садитесь! — резко сказал Тенин, словно приглашал присесть на электрический стул.
— Спасибо, я постою, — мягко ответил по-украински хитрый Червоненко, уже не раз опробовавший этот гениальный прием на начальстве: разве не вызывает жалости беззащитный, стоящий навытяжку человек? Разве, глядя на него, можно сказать грубое слово?
— Что вы думаете о Воробьеве? — начал Тенин без всяких вступлений.
— Как вам сказать… — Червоненко стал крутить и выигрывать время, дабы уловить отношение шефа к затронутой личности. — Человек он непростой… Сразу его понять трудно, с одной стороны, вроде бы…
— Что вы телитесь, как корова?
Дальше последовал хороший залп трехэтажного мата, Червоненко даже слегка покачнулся и вспомнил, как неделю назад после мощного разноса он помогал вытаскивать из этого кабинета заместителя резидента, у которого случился сердечный припадок.
— Что конкретно?! — рокотал Тенин.
— Работает он хорошо, никаких компроматов на него не поступало, ведет общественную работу, — от волнения стройный красавец начал заикаться.
— Ситуация в семье?
— Дружная советская семья, жена, как вам известно, председатель женсовета и член партбюро, у них двое детей…
Червоненко попытался еще поднабрать немного деталей из жизни Воробьева, но вспомнить ничего не смог, наоборот, в голову навязчиво ломилась Дуся Сидельникова, машинистка посольства, которую он недавно случайно засек в пабе с неизвестным типом. Дуся потом утверждала, что всего лишь пила кока-колу, а тип сам заговорил и даже предложил выпить. Ну, а если это легенда и Дуся английский агент? «Что бы еще припомнить о Воробьеве, черт побери?» — тужился он. Но Дуся влезла опять со своими проблемами, офицер безопасности даже покраснел, словно она сидела обнаженная у него на плече, не стыдясь резидента.
— А что вы скажете, — словно выстрелил в упор резидент, — если узнаете, что он трахает англичанку и имеет от нее ребенка?
— Девочку? — неожиданно для самого себя спросил офицер безопасности и от нахлынувшей слабости опустился на стул.
— Козла! — заорал Тенин. — Значит так: вызовите его в посольство, допросите и посадите в подвал под хорошей охраной.
— А что потом? — сумел выдавить из себя Червоненко, в мгновение ока превратившийся из чернобрового красавца в трясущееся желе.