А потом ко мне пришел Лукас. Мне удалось передать харизму этого человека, это мощное и легкое обаяние, которое он источал буквально каждой порой. Он был неслыханно польщен — уж тут я постаралась. Папа Богатой Бедняжки наконец вернулся. Мы подходили друг другу идеально — парочка, по четвертому разу вступающая в брак. Я вращалась в высших кругах, имела довольно громкое имя; была хорошо одета, прекрасно образованна, воспитана и уравновешенна — идеальный материал для лепки четвертой жены, как и он — для четвертого мужа. Красотке дали от ворот поворот, и я стала Трофейной Женой. А живопись забросила. Ради Лукаса. Быть его супругой само по себе уже являлось работой.
С моей помощью Лукас пробил очень выгодный заказ на строительство огромного стадиона в Восточном Лондоне. У него имелись друзья в правительстве, кое-кого из них я тоже давно и хорошо знала. Строительство этого стадиона было заморожено пару лет назад — после того как поднялась шумиха с загрязнением окружающей среды разными тяжелыми металлами вроде хрома, свинца, кадмия и ртути. Теперь же проект разморозили и Лукас купил землю. Проект больше не называли вредным и даже признали его экономическую целесообразность. Лукас, купивший землю по дешевке, теперь мог продать ее задорого. Он не знал, как поступить, и разрывался между двумя вариантами — то ли сорвать миллионный куш, то ли заняться возведением строительного шедевра. Второй вариант казался более привлекательным. Это был риск, зато народ получил бы еще один спортивный комплекс с концертными площадками и новым казино. Лукас вообще склонен к рыцарству. Он с воодушевлением взялся за дело, но при этом пригоршнями, словно леденцы, заталкивал в рот таблетки от давления. Он работал без устали, да и люди его вконец вымотались, вкалывая на богатого дядю. Я бодрила и утешала Лукаса как могла, напоминала, что, когда все закончится, мы отдохнем по-человечески. Однажды я видела, как он сорвался на подчиненного. Парень по оплошности принес ему не тот документ — казалось бы, что за проблема, но Лукас орал и топал ногами, устроил бедняге взбучку на глазах у остальных сотрудников. А я-то знаю, как важно не настраивать против себя персонал, особенно в наши дни, когда никого просто так не уволишь и повсюду царит корпоративный дух. Мой муж допустил ошибку, а ошибки скупаются, от усталости. Устали тогда оба — и парень, и сам Лукас. Обиженный подчиненный — а в каше время обидеть человека: проще простого способен создать начальству настоящие неприятности. Я тогда только подозревала, что вопрос: с загрязнением окружающей среды замят до конца. Заинтересованные лица в свое время отчаянно подлизывались к профсоюзам, однако проект все равно заморозили. Но это были лишь мои домыслы и я воздерживалась от выводов, ведь в конечном счете от деятельности предпринимателей всегда выигрывает население. Пустыри в итоге застраиваются жильем, и там расцветает новый бизнес.
…«Любимый, давай вывезем твоих служащих на загородную прогулку, — предложила я. — Пусть все недельку отдохнут, а наша «Минни» наконец поработает».
«Минни» называлась наша яхта, более восьмидесяти пяти метров длиной, изящная японочка стоимостью несколько миллионов долларов и способностью разместить до тридцати шести гостей. Она имела все необходимое для яхт такого класса — офис, конференц-зал, тренажеры и спа на нижней палубе (правда, больше в стиле Филиппа Старка, нежели Уильяма Берджеса, во по крайней мере не боялась соленой воды). Зато на мебель в гостиной я даже пожаловалась Лукасу, и с тех пор она хранилась на складе, когда яхта не выходила в море. Мебель была слишком помпезная, не в моем вкусе, но у людей определенного класса такие вещи считаются высшим проявлением роскоши и я мирилась с этим. Большую часть года мы сдавали «Минни» внаем для корпоративных вечеринок, но в то лето кто-то выпал из списка и яхта бездарно простаивала в Додеканесе со скучающим от безделья персоналом на борту. Вот я и придумала вывезти всю контору на морскую прогулку, чтобы измотанные работой, люди оттянулись по полной программе.
«Отличная идея, — одобрил Лукас. — Лучше вывезти служащих на морскую прогулку, чем платить премию. Пусть развеются, потом лучше пахать будут».
Богатые и остаются богатыми, потому что злые. Это я давно заметила.
«Но разве «Минни» сейчас свободна? — озабочена» поинтересовался он. — Она не в прокате?»
«Нет, стоит на приколе в гавани и сиротливо ждет», — ответила я. Он обрадованно чмокнул меня в ушко. Всегда так делал, когда я знала больше, чем он. — Один из клиентов отказался, мы сейчас выбиваем через суд компенсацию, так что ситуация со всех сторон выигрышная.
Он снова чмокнул меня в ушко. Во времена предыдущей жены-красотки яхта называлась не «Минни», а «Дебби», но Лукас переименовал ее, как того требовали хорошие манеры — в качестве свадебного подарка. Правда, саму яхту он мне не подарил. Брачный контракт, как сказал мой адвокат, был вообще составлен не в мою пользу. Но меня это не удручало, я жила в свое удовольствие и имела все, что хотела. Лукас сильно потратился на «Дебби» и, конечно, не мог с ней расстаться, это я понимала. Жизнь вообще состоит из обоюдных; прав и обязанностей. Лукас обеспечивал семью деньгами, надежностью и мужским властным началом. А мне требовалось оставаться красивой, обаятельной, веселой — одним словом, обеспечивать эстетическую сторону дела. Такое распределение обязанностей казалось более чем справедливым, и я считала, что так будет всегда.
— Мы можем доставить туда всех на нашем «Лире», — предложила я.
— Ну вот еще! Ты же знаешь, как дорого авиационное топливо. Самолетик маленький, на восемь посадочных мест. Не гонять же мне туда-обратно три или четыре раза! Нет, мы возьмем только шестерых, остальные пусть летят обычным рейсом, а потом добираются на пароме из Афин.
На том и сговорились. Среди шестерых, взятых нами на борт «Лира», были Вера Меерович и ее муж Тимми, молодой специалист по окружающей среде, эдакий серьезный дундук без единой капли юмора. По закону нам полагалось держать таких специалистов в штате, хотя платили им очень мало. Против Веры я тогда ничего не имела, разве что своим видом она нагоняла скуку, а ее расшитые блузочки приводили в недоумение, но это случалось редко, поскольку три девушки в приемной у Лукаса то и дело менялись. Она была не в его вкусе, и я не расценивала ее как угрозу. Только не переставала дивиться нелепой наружности, особенно меня смешили черные волосы, прилизанные вокруг упитанного поросячьего лица. Ее широченные бедра едва пролезли в наш самолетик, рассчитанный на людей поджарых и спортивных. В вязаной сумочке у нее было расписное яйцо, которое она все время совала нам в нос.
— Смотрите! Смотрите все! — кричала Вера. — Святой Христофор защитит нас! Он покровительствует возвращающимся домой путникам. Это яйцо я расписала специально для нашего путешествия. Видите, он держит младенца? Так что с нами ничего не случится.
В ответ мы, несомненно, должны были спросить, а где же находится этот дом, и она рассказала бы нам, и все мы наконец оценили бы по достоинству обаятельную умничку Веру, узнав, что родом она из Литвы, и принялись бы наперебой поздравлять ее с долгожданным возвращением домой и нахваливать таланты по части изумительной яичной росписи. Она же умничала и фамильярничала, стараясь никоим образом не выказать благоговения передо мной или Лукасом, перед нашим самолетом, нашей яхтой и прогулкой по Эгейскому морю — короче, перед всей этой роскошью, — что раздражало больше, чем если бы она, как остальные, была поражена и даже напугана. Конечно, она выросла среди коммунистов, но я не считала это оправданием и просто молча терпела, стиснув зубы. Я вообще приготовилась не разжимать зубов в течение всей этой поездочки — только стиснуть пришлось уж больно рано. Морские прогулки никогда не были мне интересны — люди, обмазанные кремом для загара и валяющиеся пластом на палубе, редко склонны к задушевным беседам. Женщины все больше любуются собой, мужчин тянет к распутству, а разговоры ведутся в основном о пластической хирургии или количестве щупалец у осьминога и уж никак не о Рильке или Кьеркегоре. Но уж коль Лукас счел полезным для своего бизнеса обзавестись одной из самых дорогих и роскошных в мире яхт, то мне оставалось терпеть и не жаловаться и постараться, чтобы окупились хотя бы расходы на ее содержание.