В подвал можно было попасть через потайной люк из кухни. Люк находился под столом и был укрыт половиком. Питер рассказал, что раньше, в те времена, когда дома обогревали с помощью печей, здесь хранили уголь. Теперь никакого угля здесь, конечно же, не было.
Внизу имелись диван и кресло, которые можно было разложить, так что получались две большие кровати. Как только ребята спустились вниз, Питер все рассказал Анне. Он объяснил, как раскладываются диван и кресло, показал занавеску, скрывавшую ведро на случай нужды. Показал полки, на которых хранилась еда.
Это напомнило Анне время, когда Питер только что объявился в Грейндж-Холле, и ей пришлось ему все объяснять. А теперь они поменялись ролями. Питер сказал, что ему доводилось прятаться в подвале и раньше. Казалось, он испытывал от этого чуть ли не восторг, словно впереди их ждало увлекательное приключение, а не кошмар, обрушившийся на них по ее вине.
— А вот по этому ходу мы можем, в случае чего, выбраться наружу, если Ловчие проникнут в дом, — сказал он, указав на отверстие в стене. — Через него раньше подавали сюда уголь…
Анну вдруг затрясло.
— Что они с нами сделают, если поймают? — спросила она тихим дрожащим голосом. — Что станется с малышом и родителями?
Питер отвел взгляд.
— Они нас не поймают, — твердым голосом ответил он, но Анна поняла, что ему тоже страшно.
— Вам надо было выкинуть меня на улицу, — чуть слышно прошептала она. — Тогда тебе ничто бы не угрожало. Меня бы схватили, и Ловчие сюда бы не пришли. Это я во всем виновата.
Питер повернулся к ней всем телом, и Анна увидела, как у него сверкнули глаза.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал он. — Это я допустил ошибку. Это я придумал план побега, и это я был обязан все предусмотреть. — Он посмотрел в сторону и неожиданно резко повернулся к ней — их взгляды встретились. — Важнее всего ты, Анна. Ты, а не я. Это твои родители. Твои — не мои. Они всего-навсего меня усыновили, мне просто повезло. Может, ты и Лишняя, тогда я Лишний вдвойне — потому что мои собственные родители от меня отказались. Пойми же, я всем обязан твоим папе и маме. Если что-то случится, в этом будет только моя вина.
Глаза Питера блестели. Когда юноша увидел, как она на него смотрит, он опустил взгляд и отвернулся в некотором смущении.
Анна нахмурилась, глубоко задумавшись, и робко взяла его за руку. Она размышляла о юноше, который пришел, чтобы ее спасти, который мечтал об их дружбе еще до того, как они встретились. Ей вспомнилось, как он дрался с Чарли, сражался с Наставниками, бился со всем и каждым — и все ради нее, ради ее родителей, за шанс заслужить право быть любимым, заслужить право на жизнь. А потом она вспомнила о времени, что она провела в Грейндж-Холле, пытаясь угодить миссис Принсент, силясь стать лучшей Лишней, самой Ценной Помощницей — только ради того, чтобы понравиться миссис Принсент и показать ей, что она все-таки кому-то нужна. И тут до Анны дошло, что они с Питером, на самом деле, очень похожи. Друг без друга им будет тоскливо и одиноко. Друг без друга они погибнут, как цветы без солнца. Анна поняла, что пойдет за ним на край света, а россказни о розах и двухголовых детях больше ее не пугают. Ее ужасало другое — возможность потерять Питера. Это страшило ее больше всего на свете.
— Питер, ты ведь даже не подозревал о моем дневнике, — сказала она, и голос ее чуть надломился. — И если хочешь знать, это я тебе всем обязана. Всем-всем, — она подняла на юношу взгляд. — Если бы не ты, я была бы просто Лишней Анной. Никем. Если бы не ты, я бы никогда не узнала, что такое настоящий друг…
Девушка замолчала, не в силах выразить всю глубину накопившихся чувств. Она разозлилась на весь мир, потому что он, Питер, вырос без любви и без права на Долголетие, а ведь он заслуживал его более чем кто-либо другой.
Вместо слов она просто молча посмотрела ему в глаза. Она очень хотела, чтобы он увидел в них, как на ладони, все, что было у нее на душе: все ее мысли, страхи и чаяния.
Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова, пока у Анны не загудело в голове, — никогда прежде она не испытывала ничего подобного, никогда не заглядывала ни в чью душу. Глядя на Питера, она поняла, почему Лишним не разрешалось поднимать глаза. Сейчас Анне казалось, что ей открылось все, что только можно узнать.
Потом, в тот самый момент, когда она уже собиралась отвести взгляд, Питер чуть слышно промолвил:
— Я люблю тебя, Анна Кави, — неловко наклонился, и его губы нашли ее. Почувствовав, как он нежно целует, Анна поняла, что больше она не Лишняя. И Питер тоже.