— Здраво, — ответила я после паузы.
Мужчины переглянулись, и пожилой вышел вперед. Он был хорошо одет, но не так, как Шариан. Одежда на вид казалась добротной и чистой, но отсутствие декоративных элементов и коротко постриженные седые волосы дали мне понять, что незнакомец не ровня Шариану по положению. Невысокий, худощавый, этот мужчина оставался красив даже в свои почтенные года; его светлые ясные глаза светились умом. Голос у него оказался под стать внешности — приятный и тихий.
Представившись как «Кирил», он смахнул со стола крошки, оставшиеся после завтрака, и выложил на него дощечку, футляр и книгу. Открыв футляр, он взял из него мел и, подойдя к стене, начал расписывать символы, в некоторых из которых я узнала буквы греческого алфавита.
Вот оно что! Меня хотят учить языку!
Я воодушевилась, но с кровати не слезла; в присутствии Шариана я была слишком напряжена. Поняв это, зеленоглазый ушел, перед этим выразительно поглядев на Кирила; тот уже закончил выписывать алфавит.
Я слезла с кровати, подошла к стене, и, показав Кирилу улыбкой, что против его общества ничего не имею против, указала на знакомые буквы на стене и назвала их. Брови мужчины приподнялись; обрадовавшись, он указал на первую букву и жестом велел назвать ее.
Я не смогла, и тогда он сделал это за меня.
С этого и началась моя учеба. То утро мы работали над алфавитом; в руках у меня была та самая дощечка с мягкой поверхностью, на которой я могла рисовать буквы острой палочкой, а потом стирать написанное тупым концом палочки. Кирил был очень доволен тем, что я быстро запомнила и воспроизвела на письме буквы.
Он раскрыл книгу, которую принес, и стал показывать на картинки, называя изображенные на них предметы, создания и объекты по слогам. Конечно, в первую очередь меня заинтересовало не содержимое книги, а сама книга с ее шероховатыми желтоватыми страницами и кожаным тяжелым переплетом. Я проводила пальцами по страницам, повторяла за Кирилом слоги, и, отдаваясь изучению слов, отгоняла звучащие фоном мысли о том, что будет дальше, как я буду жить в этом мире, где сейчас Лена, как там моя семья…
Мой словарный запас быстро увеличивался; делу способствовало то, что многие слова и выражения были похожи на выражения русского языка или идентичны им.
У меня не было цели правильно говорить на их языке — целью было понимать его и изъясняться на нем, пусть и не очень понятно. Кирил был заинтересован в том, чтобы как можно быстрее научить меня языку, так что первое время мы проводили вместе практически целые дни и только и делали, что говорили, писали на стенах мелом или работали с книгой. Вечерами нам приносили свечи или лампу (но на ночь их всегда забирали), а также ужин — уже на двоих.
Я не замечала, как день сменяет день, и жадно поглощала новые знания. Знания, кстати, я черпала не только от Кирила. О многом говорила одежда, что я носила, еда, которую я ела, напитки, которые пила. Я потихоньку изучала, как здесь все устроено, подмечала детали, но, по сути, ничего по-настоящему экзотического, кроме той пернатый твари, съевшей при нас мужика, и дворца, пока еще не видела.
Шариан периодически являлся меня проведать. Его очень интересовало мое здоровье и мой внешний вид. Он отслеживал, как заживают синяки на моем теле, смотрел зубы, уши, изучал глаза… Кстати о глазах. Линзы я сняла, когда пошла четвертая неделя моего пребывания в этом мире; больше тянуть я не могла.
Глаза болели, я волновалась уже не из-за того, как буду жить без очков, а о состоянии роговицы. На следующий день я сказала Кирилу, что у меня перед глазами появилась какая-то муть, из-за которой я плохо вижу. Кирил позвал Шариана, и тот после тщательного осмотра ушел озадаченный. Впрочем, скоро он вернулся со скляночками. Несколько дней он промывал мои глаза каким-то отваром, и, вроде бы, ничего ужасного с ними не произошло, если, конечно, не брать во внимание факт того, что само по себе мое зрение ужасно.
Проблема с глазами затруднила учебный процесс, но не остановила. Мне приходилось близко подходить к стене и приближать предметы к лицу, чтобы разобрать нарисованное и написанное. Кирил цокал языком и жалел меня, добавляя, что нынче многие стали глазами слабы, потому что работают в полумраке, экономя свечи, и про себя добавлял, что его зрение тоже совсем не то, что в молодости. Я врала, что у меня всегда было хорошее зрение, но почему-то резко испортилось за последнее время. Зачем врала? Чтобы Шариан, которому Кирил все обо мне докладывал, счел мою полуслепоту приобретенной, а не врожденной.