"Да" согласился я. "Но если я не сделаю это быстро, Дебора меня убьёт."
Он схватил меня за руку. "Я имею в виду Мэнни. Тебе понравится то, что он делает. Это будет нечто особенное."
Я уже понял, что особенно это отразится на моем банковском счете, но до сих пор не видел в этом смысла. Неужели кому-то действительно серия явно инопланетных объектов неопределенного назначения и происхождения может понравиться больше холодных закусок? Я многое не понимаю в людях, но это казалось очевидным как съесть кусочек торта, если у нас будет торт, в чем я совершенно не уверен.
Что ещё я отлично понимал, так это отношение Деборы к пунктуальности. По примеру нашего отца, она считала опоздания непростительным неуважением. Так что я попытался стряхнуть пальцы Винса со своей руки. "Уверен, мы все будем просто в восторге."
Он сжал мою руку. "Это нечто большее"
"Винс…"
"Ты закладываешь фундамент на всю оставшуюся жизнь," сказал он. "Действительно хорошие фундамент для вашей с Ритой жизни…"
"Моей жизни угрожает опасность, если я не пойду, Винс."
"Я так счастлив," сказал он, и увидеть на его лице подлинное чувство было столь шокирующе, что я в панике упорхнул от него в конференц-зал.
Он был полон народа, поскольку после истерии вечерних новостей вокруг найденных обгорелых безголовых женских тел расследование получило высокий приоритет. Дебора сверкнула на меня взглядом, когда я скользнул внутрь и встал у двери, и я ответил ей, надеюсь, обезоруживающей улыбкой. Она перебила докладчика, одного из патрульных, первым прибывших на место преступления.
"Хорошо," сказала она. "Мы знаем, что не найдем головы на месте преступления."
Я думал, что моё опоздание и убийственный взгляд Деборы заслуживают приз за Самое Драматичное Появление, но я смертельно ошибался. Поскольку попытка Дебс оживить обсуждение, затмило меня как взрыв бомбы огонёк свечи.
"Ну же, люди," сказала сестра-сержант. "У кого какие идеи?"
"Мы могли бы обыскать озеро," предложила Камилла Фигг. Тридцатипятилетняя лаборантка обычно хранила молчание, удивительно, что она заговорила. Очевидно некоторые предпочитали чтобы она молчала, потому что тощий настырный коп по имени Корриган тут же на неё набросился.
"Ерунда," сказал Корриган. "Головы бы всплыли."
"Не всплыли бы – это же кость," настаивала Камилла.
"Особенно у некоторых," добавил Корриган, вызвав смешок у аудитории.
Дебора нахмурилась и собралась вставить одно или два авторитетных словца, её прервал шум в коридоре.
КЛАЦ.
Не, что бы громкий, но каким-то образом привлёкший к себе всё внимание в комнате.
КЛАЦ.
Ближе и немного громче, словно погружающий нас в атмосферу низкобюджетного ужастика
КЛАЦ.
По некой причине, которую я не надеюсь объяснить, все в комнате затаили дыхание и медленно повернулись к двери. И я уже начал оборачиваться, чтобы не выделяться из толпы, когда меня остановил легкий внутренний зуд, всего лишь намек на подергивание, и я закрыл глаза и прислушался. Привет? Мысленно произнёс я, и после короткой паузы услышал тихий слегка неуверенный звук, словно прочистку воображаемого горла…
А затем кто-то в комнате пробормотал, "Боже ты мой," с интонацией почтительного ужаса, которая всегда гарантированно привлекала мой интерес, и тихий не-совсем-звук внутри меня чуть-чуть помурлыкал и затих. Я открыл глаза.
Могу сказать лишь, что я был так счастлив снова почувствовать движение Пассажира в темноте заднего сиденья, что на мгновение выпал из реальности. Это всегда опасно, особенно для искусственных людей вроде меня, и раскрыв глаза я получил очередное тому подтверждение.
Это в самом деле был низкобюджетный ужастик, Ночь Живых Мертвецов, только во плоти и совершенно неподвижный, потому что у двери, прямо передо мной стоял, и пристально смотрел на меня человеком, который должен был быть мёртв.
Сержант Доакс.
Я никогда не нравился Доаксу. Он кажется, был единственным полицейским, который подозревал кто я есть на самом деле. Я всегда считал, что он может видеть сквозь мою маскировку поскольку он и сам был таким же хладнокровным убийцей. Он пытался доказать мою виновность почти во всём, потерпел неудачу, и это также не делало меня дорогим его сердцу.
В последний раз, когда я видел Доакса, врачи скорой помощи загружали его в свою машину. Он был без сознания, от шока и боли от того, что некий талантливый хирург-самоучка отрезал ему язык, руки и ноги, считая, что Доакс его подставил. По правде говоря я осторожно поспособствовал этому заблуждению доктора, но я по крайней мере сначала убедил Доакса согласиться с этим планом, чтобы поймать бесчеловечного изверга. А еще я почти спас Доакса, подвергая значительному риску свою драгоценную и незаменимую жизнь и конечности. Я не очень хорошо справился с лихим своевременным спасением, на которое, уверен, надеялся Доакс, но ведь я попытался, и не моя вина, что он был скорее мертв, чем жив, когда его увозили прочь.
Так что я не считал, что хочу слишком многого, надеясь хотя бы на скромное признание того огромного риска, которому я подвергся в попытке спасти его. Мне не нужны цветы, медаль, или коробка шоколадных конфет, достаточно просто искреннего похлопывания по спине и слов: "Спасибо, приятель." Конечно ему трудно было бы произнести это без языка, и похлопывание по спине одной из его новых металлических рук было бы болезненным, но он мог бы по крайней мере попытаться. Неужели я хочу слишком многого?
Очевидно да. Доакс уставился на меня взглядом самой голодной собаки в мире на самый последний бифштекс. Я считал, что его обычный взгляд на меня содержит достаточно яда, чтобы угробить целый вид. Но по сравнению с тем, как он смотрел на меня теперь, это был мягкий смех ребенка с взлохмаченными волосами в солнечный полдень. И я знал что заставило Темного Пассажира прочистить горло – это был запах знакомого хищника. Я почувствовал как медленно сгибаются внутренние крылья, возвращаясь к полной рева жизни, вздымающийся вызов в глаза Доаксу. А за его темными глазами ревело и буйствовало его собственное внутреннее чудовище. Мы стояли так долгую минуту, внешне просто смотря друг другу в глаза, пока две внутренних хищных тени вызывали друг друга на бой.
Кто-то заговорил, но мир сузился до нас с Доаксом и две зовущие на битву чёрных тени внутри нас, и ни один из нас не расслышал ни слова, только досадный гул на фоне.
Наконец, сквозь туман прорезался голос Деборы. "Сержант Доакс," решительным тоном сказала она. Наконец Доакс повернул лицо к ней и чары разрушились. И чувствуя самодовольство от силы – о радость и счастье! – Пассажира, а также от мелкой победы что заставил Доакса отвернуться первым, я слился с обоями, отступив на шаг, чтобы осмотреть огрызок своей некогда-могучей немезиды.
Сержант Доакс все еще возглавлял список рекордов департамента по жиму лежа, но не похоже, что в ближайшее время он сможет защитить повторить свой рекорд. Он выглядел изможденным и, за исключением огня, тлеющего внутри глаз, почти слабым. Он неподвижно стоял на двух своих ножных протезах, его руки ровно свисали по бокам, с высовывающимися из запястий сияющими серебристыми штуками, похожими на сложные зажимы.
Я мог бы услышать дыхание всех в комнате, и ни звука больше. Все просто таращились на штуку, бывшую ранее Доаксом, а он пялился на Дебору, которая облизнула губы, очевидно пытаясь придумать связную фразу, и наконец выдала: "Присаживайтесь, Доакс. Ммм. Вас ввести в курс дела?"
Доакс долгую минуту смотрел на неё. Затем он неуклюже развернулся, яростно сверкнув на меня, и поклацал прочь, пока странный эхолот его шагов не пропал в коридоре.
В целом, полицейские не любят создавать впечатление, что они могут быть потрясены или напуганы, так что прошло несколько секунд прежде чем кто-нибудь рискнул выказать нежеланные эмоции снова задышав. Вполне естественно что неестественную тишину разрушила именно Дебора. "Хорошо," сказала она, и все вдруг прочистили горло и заерзали на стульях.