– Никто, – ответил я. – Но это еще не все. Представь, что ты адвокат.
– Право. – Брайан передернул плечами. – У меня ведь есть принципы.
– А теперь представь, что одного или даже нескольких твоих клиентов осудили на основании доказательств, предоставленных детективом Андерсоном.
– О.
– Да. Как только выяснится, что Андерсон однажды уже подделал доказательства…
– Не составит труда убедить судью, что он подделывал их и в другой раз, – догадался Брайан.
Я кивнул.
– Или еще хлеще: что он подделывал их каждый раз. На каждом своем деле. А ведь у детектива Андерсона, как и у большинства детективов, за спиной далеко не одно дело.
– И улицы заполонят отпущенные на свободу преступники, – подхватил Брайан.
– Точно. А до этого большинство предпочтет не доводить.
– Ну, что поделать. – Брайан ухмыльнулся. – Мы живем в удивительные времена.
– И очень суетные, – прибавил я. – Так что же будет, если каждого преступника, осужденного Андерсоном за последние пять лет, оправдают? Что тогда?… – Теперь эффектную паузу выдержал я.
– Ох, братцы, еще что-то? – ахнул Брайан с притворным ужасом.
– Маленькая деталь, – сказал я. – Во Флориде прокурора избирают.
– Браво! – Брайан развеселился. – Какая чудесная глупость!
– Да, не так ли? – согласился я. – Милосердие существует, только вот раздает его человек, который поднялся на трон, руководствуясь правилом «меньшее из зол».
– А чтоб его переизбрали, он должен предоставить внушительный список осужденных, – кивнул Брайан.
– Ага.
– Тайна раскрыта.
Мы въехали на автомагистраль и помчали по девяносто пятому шоссе на юг.
– Почти.
– Боже мой, что-то еще? – спросил Брайан нарочито испуганным тоном.
– Вполне может быть.
– Ну-ка, поделись.
– Ну, – сказал я медленно. – Чисто теоретически, а что, если все это действительно из-за меня?
– Ох, братцы. – Брайан впервые за все время нахмурился. – Бедняжка Винс… Но они ведь не станут его…
Я пожал плечами.
– Как я и сказал, это только теоретически. Не факт, что его в самом деле убьют.
– Как минимум, – продолжил Брайан, – оскорбят, опозорят и уволят.
– Почти наверняка.
– А этого допустить мы не можем. Он – наш единственный козырь и нужен нам живым и вменяемым.
Я с непривычной теплотой посмотрел на брата. Он сразу перешел к сути, вместо того чтобы лить воду о дружбе, чести и благодарности. Приятно быть рядом с тем, кто мыслит почти как я.
– Точно, – подтвердил я.
– А что, если с Андерсоном случится какой-нибудь ужасный несчастный случай? – предложил Брайан.
– Признаюсь, искушение велико, но это будет уж слишком подозрительно.
– Мы придумаем тебе прекрасное алиби, – искушал он. – Никто никогда не догадается, что это был ты.
Я покачал головой.
– Дебора поймет, – сказал я. – Она уже намекнула, что может однажды меня выдать.
– М-м, – протянул Брайан, и я понял, что он предложит, еще до того, как он открыл рот. – А что, если несчастных случая будет два?
Я открыл было рот, чтобы оборвать брата, велеть ему закрыть эту тему навсегда. Что бы ни произошло, моя сестра Дебора неприкосновенна. Об этом не может быть и речи… И тут я замер на полуслове, закрыл рот и задумался. Я уже рефлекторно отвергал саму мысль о том, чтобы исключить Дебору из игры, и, как любой рефлекс, этот не имел под собой осознанного решения.
Я никогда даже на мгновение об этом не задумывался. Семья, верность и обязательства – столпы, на которых внушением и тренировкой возвел меня Гарри, не позволяли мне этого сделать. Дебора была неприкосновенна на бессознательном уровне. Она была моим родным пепелищем, моим самым близким человеком и такой же неотъемлемой частью меня, как моя рука.
Но что теперь?
Теперь, после того как она опустила меня, отшила, обесчестила… Полностью отвергла меня и всю мою сущность… Разве теперь, когда она запросто сделала бы со мной все то, чего не смог сделать я, – так ли сложно отправить в долгое и темное путешествие?
Я почувствовал тихое, едва слышное урчание у себя в душе, где во мраке дремал, окутанный паутиной мой Пассажир; и я услышал, как он шепчет мне то, что я и так уже знал.
Это вовсе не было немыслимо – ничуть. На самом деле очень даже мыслимо. Более того, я отчетливо видел рифму в поэтичной красоте этой иронии. Дебз пожелала мне смерти – так разве не справедливо будет умертвить ее первой?…
Я помнил ее слова: никогда по-настоящему не был мне братом. Они все так же обжигали, и пламенная злость опаляла ту выдержку, которую стеной возвел внутри меня Гарри. Я никогда по-настоящему не был ей братом? Прекрасно. Это значит, что она никогда не была мне сестрой. Отныне и навеки мы больше не родственники, не семья, никто друг другу.