В самом деле, Дебора была на втором этаже, рядом с палатой 233. В мире все было в полном порядке, и именно с этим чувством я зашел внутрь.
Дебора сидела, опираясь на подушки, а Чатски пристроился на краешке ее кровати. Вокруг Деборы по-прежнему высились впечатляющие нагромождения медицинских приборов, но на сей раз при моем появлении сестра приоткрыла один глаз и посмотрела на меня, сумев даже изобразить в мой адрес скромную полуулыбку.
— Ты жива, жива! — Я попытался ненавязчиво пошутить. Взял себе стул и сел к кровати.
— Деке, — хрипло прошептала Дебора и снова попыталась улыбнуться. Получилось еще хуже, чем в первый раз, поэтому она перестала стараться, закрыла глаза и даже как-то осела в снежной глубине подушек.
— Она пока слаба, — сказал мне Чатски.
— Сам вижу, — отозвался я.
— Ты… это… ее не напрягай, и все такое. Врач не велел.
Может, Чатски боится, что я с ней стану в волейбол играть? В общем, я просто кивнул ему и потрепал Дебору по руке.
— Как хорошо, что ты опять с нами. Мы переживали.
— Знаю, — слабо выдохнула она, прикрыла веки и стала прерывисто дышать, разомкнув губы, а Чатски наклонился и всунул ей в рот кусочек льда.
— Тише, — сказал он. — Не нужно пока говорить.
Дебс проглотила лед и хмуро зыркнула на Чатски.
— Я в норме, — заявила она (что было, разумеется, некоторым преувеличением).
Лед вроде чуточку помог, и голос моей сестры уже не был так похож на скрип напильника по рассохшейся деревяшке.
— Декстер, — позвала она неожиданно гулко, словно крикнула в церкви. К моему величайшему изумлению, я заметил слезинку в уголке ее глаза (а ведь она не плакала при мне лет с двенадцати). Слезинка скатилась по щеке на подушку и впиталась в ткань. — Вот дерьмо. Чувствую себя такой…
Рука — та, которую не держал Чатски, — слегка задрожала.
— Еще бы! — заявил я. — Ты ведь почти умерла.
Она полежала с минуту молча, с закрытыми глазами, а потом проговорила очень тихо:
— Я больше не хочу…
Мы с Чатски переглянулись, он пожал плечами.
— Что не хочешь, Дебс? — спросил я.
— В полиции…
Когда до меня наконец дошло, что сестра больше не хочет быть копом, я изумился так, будто луна вдруг вздумала уйти на пенсию.
— Дебора!
— Какой смысл… — прошептала она. — Попасть сюда… зачем?
Дебс открыла глаза, посмотрела прямо на меня и чуть заметно покачала головой.
— Зачем? — повторила она.
— Это твоя работа, — высказался я. Признаю: не самое уместное замечание, — но лучше в данных обстоятельствах ничего не придумалось; к тому же вряд ли ей сейчас хотелось слушать про Правду, Справедливость и «Американский образ жизни».
Очевидно, про работу Деборе слышать тоже не хотелось, потому что она лишь взглянула на меня, отвернулась и снова закрыла глаза.
— Дерьмо…
— Ну, хватит на сегодня! — раздался громкий энергичный голос с густым багамским акцентом. — Джентльменам пора уходить.
Полная и очень жизнерадостная медсестра принялась выпроваживать нас из палаты.
— Даме нужно отдыхать, а вы тут пристаете и мешаете! — говорила она. Ее акцент мне так понравился, что я даже не сразу понял, что нас выгоняют.
— Я только что приехал! — возмутился я.
Медсестра встала прямо передо мной и скрестила руки на груди.
— Значит, на парковке сэкономите! Пора, пора! — заявила она, оборачиваясь к Чатски. — Ну же, джентльмены! Пора обоим!
— И мне?! — поразился он.
— И вам! — Она погрозила ему пухлым пальчиком. — Вы и так уже давно сидите.
— Но мне нужно остаться! — уперся он.
— Нет, вам нужно уходить, — возразила медсестра. — Доктор говорит, ей следует отдохнуть. Одной.
— Идите, — прошептала Дебс.
Чатски обиженно уставился на нее.
— Все будет нормально, — сказала она. — Идите.
Чатски переводил взгляд с нее на медсестру и обратно.
— Ладно, — наконец произнес он. Нагнулся и поцеловал мою сестру в щеку, и она не возражала. Потом Чатски встал и воззрился на меня, изогнув бровь. — Пошли, парень. Похоже, нас выгоняют.
И мы ушли, а медсестра принялась лупить и взбивать подушки на постели больной, как будто они в чем-то провинились.