— Декстер Морган, — представился я в ответ. — Только краснеть у меня не очень-то выходит.
— А-а-а, ерунда! По-моему, у Вика за вас обоих получается, — заметил Мэнни.
И действительно, Винс услужливо покраснел настолько, насколько ему позволял цвет его лица. Я был не в меру раздражен участием в этом испытании, а потому решил не приходить коллеге на помощь, сделав Мэнни злокозненное замечание, а то и вовсе поправить его, указав, что Вика на самом деле зовут Винсом. Я был уверен, что Мэнни прекрасно знает настоящее имя и просто измывается над Винсом. И меня это вполне устраивало: пусть Винс корчится, он заслужил такое, обратившись через мою голову к Рите и втянув меня во все это.
Появился суетливый Эдуардо, балансируя прозрачным пластиковым подносом с винтажным, расписанным яркими красками кофейным сервизом «Фиеставаре». Это был плотный молодой человек раза в два больше Мэнни, и он, похоже, изо всех сил старался угодить маленькому троллю. Эдуардо поставил желтую чашку перед Мэнни и подошел было к Винсу, чтобы дать ему голубую, но тут Мэнни остановил его, постучав пальчиком по руке.
— Эдуардо… — зашуршал шелковистый голосок, и тот враз оледенел. — Желтая? Разве мы не помним? Мэнни пьет из голубой чашки.
Эдуардо разве что обратное сальто не сделал, сдавая назад, и едва не уронил поднос, спеша заменить оскорбительную желтую чашку на подобающую голубую.
— Благодарю, Эдуардо, — проронил Мэнни, и Эдуардо замер на миг, явно желая убедиться, на самом деле Мэнни благодарит или он еще чего натворил; Мэнни же просто похлопал его по руке со словами: — Обслужи теперь наших гостей, пожалуйста.
И Эдуардо, кивнув, двинулся вокруг стола.
Так вышло, что желтая чашка досталась мне, что меня вполне устроило, хотя и мелькнула мысль, а не значит ли это, что я тут не ко двору пришелся. Разлив кофе, Эдуардо метнулся на кухню и вернулся с небольшой тарелочкой, на которой лежало полдюжины пастелитос. Они, положим, были выпечены не в форме задницы Дженифер Лопес, хотя вполне могли бы ею быть. По виду они напоминали маленьких начиненных кремом дикобразов — темно-коричневые комочки, ощетинившиеся иглами то ли шоколадными, то ли позаимствованными у морского анемона. В центре лежали шарики чего-то оранжевого типа заварного крема, и на каждом сверху была зеленая, голубая или коричневая капля.
Эдуардо поставил тарелочку в центре стола, и все мы какое-то время просто взирали на пастелитос. Мэнни, похоже, восхищался ими, Винс явно впал в экстаз, близкий к религиозному, пока раз за разом дергал кадыком, и издал звук, похожий на удушливый вздох. Что до меня, то я слабо соображал, это предназначено угощение для еды или его используют для извращенного, кровавого ацтекского ритуала, а потому сидел себе и тарелку разглядывал в надежде на подсказку.
Наконец ее предложил Винс, брякнув:
— Мой бог!
Мэнни кивнул:
— Чудесные, правда? Увы, т-а-а-к-и-и-е прошлогодние. — Он взял одну пастелитос, ту, что с голубой каплей, и стал разглядывать с какой-то отстраненной нежностью. — Цветовая палитра и вправду устарела, а этот жуткий старый отель рядом с Индиан-Крик принялся копировать их. И все же… — произнес он, поведя плечами, и бросил лакомство в рот. Я порадовался, увидев, что это, похоже, не вызвало обильного кровотечения. — Человеку свойственно все больше влюбляться в собственные придумки. — Обернувшись, Мэнни подмигнул Эдуардо. — Возможно, порой слегка чересчур. — Эдуардо побледнел и полетел на кухню, а Мэнни вновь обратился к нам с крокодильей улыбкой во весь рот: — Впрочем, попробуйте сами, не желаете?
— Я боюсь ее кусать, — признался Винс. — Они до того совершенны.
— А я боюсь, что они в ответ кусаться станут, — сказал я.
Мэнни выставил напоказ несколько дюжин зубов.
— Если бы я сумел научить их такому, то никогда не был бы одинок. — Он подвинул тарелочку в мою сторону. — Смелее!
— Собираетесь подавать их на моей свадьбе? — спросил я, полагая, что должен же кто-то отыскать во всем этом хоть какой-нибудь смысл.
Винс ткнул — и чувствительно — меня локтем в бок, но явно запоздал. Мэнни прищурился, так что глаза превратились в узкие щелочки, правда все его достижения по зубной части по-прежнему торчали напоказ.
— Я не подаю, — процедил Мэнни. — Я презентую. И презентую я все, что мне кажется лучшим.