– В свете нынешних событий я дала бы жестокости другое определение.
– Ты никогда не принимала всерьез то, что я делаю. А мне становилось все труднее и труднее. Кто нынче мелькает на обложках журналов? Молоденькие смазливые ведущие… Нужно все держать под контролем… Всегда… Этот мир просто ужасен, тебе этого не понять.
Франсуаза недоверчиво сморщилась.
– Нет, вполне понимаю. В какой-то степени журналистика – это умение регулировать давление. Давление тех, кто жалуется на статьи и репортажи, которые их не устраивают, кто, подвергшись малейшей критике, считает себя оболганным, политиков и их подручных с их «телефонным правом», оскорбительных писем читателей, грозящих отказаться от подписки, заартачившихся журналистов, женоненавистников, не желающих работать под началом женщины, а также всех тех, кто рвется занять мое место, – поверь, таких более чем достаточно… Я уж не говорю о жестокости соцсетей… Сегодня приличный журналист должен иметь не меньше двадцати тысяч подписчиков в твиттере, а это значит, что нужно проводить там по меньшей мере полдня; мне лично это кажется пустой тратой времени. В глазах молодежи я воплощение допотопной журналистики, они не читали ни одного из моих репортажей, а сама я для них нечто вроде ископаемого. После пятидесяти женщины становятся невидимками, это правда, и я по этому поводу совсем не горюю.
– Как ты можешь быть такой пессимисткой?
– Я просто реалистка. Однажды ты бросишь меня ради другой женщины, она будет гораздо моложе, и ты на ней женишься.
– Я никогда, никогда тебя не брошу, слышишь?
Она не слушала его, продолжая развивать свою мысль:
– В определенный момент так и должно случиться. И в личной жизни, и в профессиональной нужно уметь уйти.
– С чего это я должен уходить из эфира? – поинтересовался он, по привычке все переводя на себя. – В год кампании по выборам президента? Я никогда еще не был так хорош, как сейчас, так боевит, так свободен.
Она улыбнулась:
– Свободен? Ты уверен? При любых переменах в обществе, при каждых очередных выборах ты изо всех сил стараешься понравиться правительству, пришедшему к власти.
Он поморщился:
– Разве кто-нибудь может похвастать тем, что абсолютно независим? Да, это правда: радио и телевидение зависят от политической власти, и иногда соотношение сил приходит к равновесию посредством сговора… К тому же не тебе читать мне мораль… Кто акционеры твоей газеты? Парочка крупных шишек, близких к президенту…
– И что с того? Они не вмешиваются в содержание наших материалов! Ты что думаешь? Что четыре сотни журналистов, которые работают в редакции, можно заставить ходить на задних лапках?
Он молчал. Она на мгновение отвернулась, потом холодно проговорила:
– В завтрашнем номере моей газеты выйдет интервью твоей жены. Шеф-редактор предложил опубликовать анонс на первой странице, под фотографиями и статьей, посвященной событиям в Кёльне.
Несколькими днями ранее, в ночь с 31 декабря 2015-го на 1 января 2016 года, сотни немок обратились в полицию с жалобами: они утверждали, что в новогоднюю ночь подверглись сексуальным домогательствам и насилию на центральной площади Кёльна; по предварительным оценкам, число правонарушителей составило полторы тысячи. Некоторых злодеев задержали, в большинстве своем они оказались выходцами из Северной Африки, и эта драматическая новость вызвала залп критики, направленной против политики Ангелы Меркель, ведь именно она позволила въехать в страну неограниченному числу мигрантов, в частности из Сирии. Клер Фарель с ходу отмежевалась от крайне левых представительниц интеллектуальной и политической элиты, выражавших опасение, что общество «скатится до проявлений расизма, вместо того чтобы осудить акты насилия». Бургомистр Кёльна Генриетта Рекер, боясь, что всех без разбора мигрантов будут считать преступниками, и предостерегая от этого соотечественников, все же посоветовала женщинам «держаться на расстоянии от мужчин». Именно эта рекомендация – «держаться на расстоянии от мужчин» – легла в основу выступления Клер. В беседе она сказала, что не хотела бы «жить в обществе, где женщинам, чтобы чувствовать себя спокойно, следует обходить мужчин как можно дальше». Она отметила странный перекос в суждениях некоторых феминисток, которые предпочитают в первую очередь защищать мигрантов, а не пострадавших женщин. Она назвала замалчивание проблемы «преступным». Призвав не валить все в одну кучу, Клер тем не менее заявила, что не собирается закрывать глаза на «предосудительные действия, совершенные этими людьми на территории Германии. Лучше всем помалкивать, иначе крайне правые начнут набирать очки. Какой отвратительный приказ получили эти женщины! «Молчите, ведь если вы заговорите, то сыграете на руку фашистам». Это ошибка, а для феминистского движения – позор. Мы осуждаем преступников не за то, кто они такие, а за то, что они совершили. Женщины, подвергшиеся насилию, должны быть выслушаны и услышаны, а их обидчики, кем бы они ни были, – наказаны».