Выбрать главу

4. Кто из персонажей второго плана в комедии имеет наиболее колоритный прототип?

5. Изменилось ли со времен Фонвизина отношение господ к крепостным?

РОМАН В СТИХАХ А. ПУШКИНА «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» (1833)

С легкой руки В. Белинского за «Евгением Онегиным» в сознании многих поколений читателей прочно закрепилось определение: роман Пушкина – это «энциклопедия русской жизни».

Правда, не прошло и двадцати лет с момента появления такой формулировки, как Д. Писарев решительно отверг заключение Белинского. Писарев был уверен, что в «Онегине» дано «описание многих мелких обычаев, но из этих крошечных кусочков, годных только для записного антиквария, вы не извлечете почти ничего для физиологии или для патологии тогдашнего общества; вы решительно не узнаете, что давало ему смысл и направление или что поддерживало в нем бессмыслицу и апатию. Исторической картины вы не увидите; вы увидите только коллекцию старинных костюмов и причесок, старинных прейскурантов и афиш, старинной мебели и старинных ужимок. Все это описано чрезвычайно живо и весело, но ведь этого мало...».

Не будем пока решать, кто прав – Белинский или Писарев. К их спору мы вернемся позднее. Сейчас для нас важнее другое: имеет ли «энциклопедичность» пушкинского романа какую-то художественную нагрузку, или же это просто любовь к изображению того, что сам поэт назвал «фламандской школы пестрый сор»? Что если его творение и в самом деле, как сказано в том же «Онегине», «небрежный плод... забав, / Бессонниц, легких вдохновений»?

Дворянское воспитание и образование

Действие романа происходит в Петербурге, в Москве и в провинции.

В Петербурге читатель начинает знакомиться с главным героем произведения, обживая все новые и новые сферы бытования персонажа, и, наконец, становится вместе с ним обитателем «большого света».

Воспитание юного Евгения, как водится, было поручено сначала гувернантке, которую сменяет аббат, «француз убогой». Каковы были эти наставники, мы отчасти уже знаем и по «Недорослю», и по «Горю от ума». Разумеется, в столице уровень педагогов был повыше, но тем не менее будущий светский лев учится «всему шутя». «Педагогическая система, шлифовавшая русских людей XVIII и начала XIX века, сильно отличалась от позднейших приемов нашего умственного образования. Главной задачей воспитания был не практицизм, не приобретение необходимых для жизненной борьбы сведений, а придание наибольшего блеска и утонченности будущему светскому человеку, государственному деятелю или придворному. Вот почему заботы эстетического характера заметно преобладали в тогдашней педагогической системе...».[15]

Вместе с тем Онегин, с его острым и живым умом, вовсе не был невеждой. Хотя он и не приобрел навыков систематического умственного труда, он все же хранил в памяти «...дней минувших анекдоты / От Ромула до наших дней».

«Это было вовсе не так поверхностно и легкомысленно, как может показаться на первый взгляд. Тонкое культурное чутье Онегина и обширная начитанность его правильно подсказали ему интерес к этим острым осколкам минувшего. Он знал, вероятно, что парламентские ораторы Англии широко пользуются ими, а в руках таких мастеров исторического изложения, как Тацит или Гиббон, мелкий анекдот вырастает в монументальный стиль характеристики и литературного портрета».[16]

Симптоматично, что и сам Пушкин пользовался анекдотом как литературным приемом. В предполагаемом предисловии к «Капитанской дочке» он писал: «Анекдот, служивший основанием повести, нами издаваемой, известен в Оренбурге. Читателю легко будет распознать нить истинного происшествия, проведенную сквозь вымыслы романтические». Нужно только иметь в виду, что в пушкинскую эпоху под анекдотом понимали короткий рассказ о характерном происшествии из жизни исторических лиц.

Таким образом, для Онегина и людей его круга «мировая культура отстаивается в крепкий, благоуханный и острый ликер, в сложную вытяжку из мемуаров, поэм, газет, альманахов, романов и эстампов. Достаточно нескольких капель этого густого и жгучего эликсира – одной цитаты, одного анекдота, латинского стиха или английского афоризма, чтобы придать крепость, блеск и аромат целой беседе».[17]

Совершенствуя память и манеру выражаться, Онегин, как уже сказано, не преследует карьерных целей. В 16–17 лет (по тем временам возраст гражданской зрелости) он не помышляет ни о военной, ни о гражданской службе. Факт сам по себе исключительный. Почти все сверстники Онегина принимают участие в войне 1812 года, а в биографии Евгения нет и намека на то, что он имеет к этим событиям хоть какое-то отношение.

Онегину уже более двадцати лет, а он не имеет никакого чина. Уже одно это делает его «белой вороной» среди сверстников. Вспомним Чацкого, успевшего и послужить в армии, и потрудиться в одном из министерств.

Не принадлежит Евгений и к разряду знатных богачей. «Долгами жил его отец», под конец совсем промотавшийся. Правда, в этом не было ничего экстраординарного. Жизнь не по средствам – привычное явление в среде столичного да и провинциального барства. Во всяком случае, Онегина это совершенно не заботит, ведь он – «наследник всех своих родных».

В модном свете он чувствует себя превосходно, ибо он молод, недурен собой, уверен в себе и разделяет все обычаи и предрассудки beau mond'a, и даже чуть-чуть опережает моду своего круга (истинно светскому человеку можно быть законодателем моды, но не стоит ее утрировать). Онегин – русский dandy.

Понятие дендизма связано с именем законодателя английской моды лорда Бруммеля, диктовавшего нормы поведения и стиль одежды. Бруммелю подражала «золотая молодежь» всей Европы («английская складка» князя Григория в «Горе от ума»).

Пушкин называет те детали туалета, выбором которых с таким тщанием занимается его герой: панталоны, фрак, жилет, шляпа. По сравнению с прошедшим столетием одежда знати претерпела кардинальные изменения. Исчезли золотые и бриллиантовые пряжки и пуговицы, золотые галуны, жабо и кружева... Короткие кюлоты с шелковыми чулками сменились длинными панталонами.

Приблизительно до 1820 года панталоны носят заправленными в сапоги. Появление первых франтов в панталонах навыпуск (около 1819 года) в обществе первоначально было воспринято как неприличие: уж очень новые брюки походили на мужицкие «портки».

Онегин одет в черный фрак и цветной жилет. В 1810-х годах «...черных фраков и жилетов... нигде не носили, кроме придворного и семейного траура... фраки носили коричневые или зеленые и синие с светлыми пуговицами...» («Записки» Д. Свербеева). Затем мода изменилась, и зеленый или синий фрак выглядел безнадежно устаревшим. Так, в 1817 году васильковые и вишневые фраки будущего автора «Юрия Милославского» М. Загоскина вызывали иронические реплики даже тех, кто не принадлежал к законодателям моды.

Теперь, чтобы быть модным, нужно не богатство костюма, а элегантность и разнообразие. На неделю денди по самым скромным подсчетам следует иметь 20 рубашек, 24 платка, не говоря уж об обуви. Особое искусство заключалось в завязывании галстуков. Галстук тогда представлял собой нечто вроде шейного платка (обычно он был черного цвета). Его крахмалили и завязывали нарочито небрежным узлом. Крахмалить полагалось слегка. «Перекрахмаленный нахал», который появляется в петербургском салоне Татьяны, подлинного денди смешит.

Завершался наряд модника шляпой. В официальных случаях это высокий цилиндр, а Онегин для прогулки надевает широкий боливар. Шляпа эта названа была по имени С. Боливара (1783–1830) – предводителя национально-освободительного движения за независимость испанских колоний в Южной Америке. В 1824 году Боливар стал во главе республики Боливии, названной в его честь. Фасон шляпы с широкими полями, которую носил Боливар, получил распространение в Европе и считался свидетельством политического либерализма.

Умение одеваться и вести себя в обществе – залог успеха в свете. Юноша, умеющий легким разговором на любую тему развлечь даму и изящно танцующий, чувствовал себя на балу персоной более значительной, нежели известный государственный деятель или прославленный полководец, не принимающий участия в танцах. Таким «счастливым талантом» и наделен Онегин.

вернуться

15

Гроссман Л. Собр. соч.: В 4 т. М., 1928. Т. 1. С. 53.

вернуться

16

Гроссман Л. Собр. соч. Т. 1. С. 67.

вернуться

17

Там же. С. 32.