— Варвара Кузьминична, привезли.
— Постой, постой, старшина, — бросилась к нему врач. — Кого привезли-то? Ты смотрел? Наших?
— Нет, наших только двое. Остальные все чужие, — ответил старшина и выскочил за дверь.
— Кто двое-то? Старшина! Вот пострел!
Одного за другим стали вносить раненых. Некоторые из них входили сами. Врач захлопотала.
— Это что? Рука. Сюда его кладите. Анна Петровна, займись. Раздень. Ножницы на столе, рубаху надо разрезать.
Анна Петровна взяла ножницы и уверенно разрезала рукав до ворота. Раненый застонал.
— Что стонешь? Не нравится?.. А за каким ты лешим к нам полез? В другой раз не захочешь, — говорила она, снимая старое драповое пальто.
— Этого сюда. Что у него? Нога. Таня, займись. Сапоги снять надо. Возьмешь ножницы у Анны Петровны.
Таня разрезала сапог и растерялась. Полный сапог крови. Кровь сгустками, как кисель, поползла по рукам.
— Смелей, Танюша! — крикнула ей врач. — Не бойся. Снимай сапог. Штаны режь. Возьми на столе резиновый жгут и перетяни выше колена. Я сейчас подойду.
Врач еле успевала распоряжаться.
— Это что? В грудь? Сюда его. Осторожно, девушки.
Она пощупала пульс, открыла пальцем глаза и сердито сказала старшине:
— Этого унеси. Я воскрешать не умею. Лукин, голубчик! Куда тебя? — кинулась она навстречу пограничнику.
— В плечо. Голова кружится, Варвара Кузьминична, — тихо сказал Лукин.
Пограничника посадили на кровать, стоявшую рядом с койкой Грохотова.
— Крови много потерял? Повязку снимем… Кто это тебя так бинтовал? Эх! Учила, учила, да разве так я учила, — ворчала врач, разматывая бинт. — Ничего, Лукин, потерпи. Кость не задета. Подними-ка руку. Хорошо. Через месяц как новый будешь. Вот я тебя сейчас перебинтую, — приговаривала врач, накладывая повязку.
Принесли новых. Всё чужие, в штатском.
— Докторша, дальше чего? — спросила Анна Петровна врача, когда та подошла к ней и осмотрела рану.
— Навылет… Стяни-ка руку-то. Держи крепче. Так.
— Белье-то шелковое, а сверху барахло надел, — заметила колхозница.
Внесли еще одного человека. Он был без сознания. Врач командовала с места:
— Кладите его. Где рана? Посмотри, Нюра. Смелей, смелей… Дышит он?
Нюра осмотрела и, не найдя раны, сказала:
— Дышит, а раны нету.
— Переверни его на живот. Так… Ой, и сильна же ты, девушка. Ну что? Нашла?
— Нету.
— Сейчас я. Бинтуй теперь, Анна Петровна. Потуже.
Варвара Кузьминична подошла к раненому, отстранила Нюру и быстро осмотрела его. Пощупала пульс. Пошарила по карманам и, вытащив браунинг, на ухо сказала девушке:
— Позови-ка старшину.
Врач перешла к Тане и распорядилась:
— Возьми таз. Обмой все это. Жгут не отпускай. Тут ничего не поймешь сейчас. С раной осторожней, в середину не залезь.
Вошел старшина.
— По вашему приказанию прибыл.
Варвара Кузьминична достала из кармана револьвер и, передавая его старшине, сказала:
— Возьми-ка этот инструмент. А его можно забрать. Симулирует. Вон того, где Нюра стоит.
Старшина подошел к лежащему ничком нарушителю и потряс его за рукав.
— Подымайтесь-ка. Эй, поднимайтесь!
Видя, что старшина не решается грубей растолкать нарушителя, Варвара Кузьминична взяла со стола бутылку с нашатырным спиртом и подошла к симулянту.
— На-ка, держи, старшина.
— Он без памяти, Варвара Кузьминична.
— Если без памяти, то от страха, — уверенно сказала она. — Дай понюхать — так, к носу подноси. Меня хочет одурачить.
Мнимо раненый закрутил головой и, видя, что дальше притворяться бесполезно, встал, опустив голову.
— Ожил?.. Забирай его, старшина. Вы мне охрану пришлите. Черт знает их повадки. Вздумают в окошки прыгать.
— Сейчас пришлю. Идите вперед, — приказал старшина нарушителю и пошел сзади.
В это время принесли еще раненого в красноармейской форме. К нему подошла Варвара Кузьминична и узнала Крокета.
— Повар Ванечка. Ты-то как попал? Сюда его, к нашим, к Лукину, Грохотову. Новое дело. Куда тебя угораздило?
— Я за лейтенантом пошел, — слабо сказал Крокет, — говорили, что ранен, хотел из-под обстрела вытащить….
— Ранен? Лейтенант?
— Нет. Он меня и вытащил… Наоборот вышло.
— Эк тебя! Ничего! Удачно отделался. Кто же теперь крокеты жарить будет? Пуля-то тут? Нет. И кость цела. Ничего. Скоро с тобой плясать будем, — говорила врач, раздевая повара и осматривая его.
На другом конце комнаты ворчала Анна Петровна, укладывая пожилого, мрачного нарушителя: