Сентиментальная немецкая песенка о Гретхен, поджидающей своего любимого, растрогала до слез чувствительного немца. Он шмыгнул носом, кулаком вытер мокрые глаза. Его Амалия, наверно, так же сидит у окна и ждет вестей от мужа. Она не подозревает, как он скучает в чужой стране. Противное занятие война, но раз фюрер приказал, приходится выполнять любую работу… Сегодня после расстрела пришлось приколоть штыком двух раненых, чтобы не дрыгали ногами. Утром придется отправить на тот свет них дикарей, что сидят в сарае…
В двух шагах от часового Настя остановилась, затаив дыхание. Остался один прыжок. Темный силуэт стоял неподвижно. В сарае послышалась возня. Часовой повернул голову, и в ту же секунду чья-то сильная рука вцепилась ему в нос, зажала рот, по горлу скользнула сталь. «Ждать нельзя. Он еще жив, ворочается, машет руками, но в горле клокочет, булькает — крикнуть не сможет». Ворота сарая подпирало бревно. Настя подхватила его, словно подушку, отнесла в сторону и бережно положила на траву.
— Ариша? Ариша… Бабы, скорей за мной. Ариша, ты тут? Это я — Настя, — зашептала она в черноту сарая.
В углу сарая послышалась возня, сбившись в кучу и прижавшись друг к другу, сидели обреченные. Арина растолкала женщин. В спешке даже не встала, а на четвереньках поползла к воротам.
— Настя! Да как ты… Ой, желанная…
— Идите за мной. Скорей, — торопила Настя.
Не верилось в спасение. Бабы медленно выходили к воротам, робко выглядывали, пугались дергавшегося в судорогах немца. Настя хватала их за что попало, вытаскивала из сарая.
— Все?
— Шестеро нас.
— Идите за мной. Не отставайте.
Бежали цепочкой, не останавливаясь. Переход через речку не искали. Шумно разбрызгивая воду, прыгали с берега. Мокрые по пояс выбрались на другой стороне. Снова бежали, не переводя духа, прижав руки к груди. Когда темной стеной вырос лес, остановились. Дышали тяжело, со стонами. Когда немного отдышались, послышались возгласы.
— Ой, бабоньки! Живые.
— Ушли ведь!
— Настя, голубушка, вызволила. От смерти спасла.
— Потом поговорим, — сказала резко Настя. — Выжмите скорей подолы, дорога дальняя.
— Куда мы, Настя? — спросила Арина подругу. — К тебе?
— Туда… в овраг.
Раньше ночного леса боялись. Теперь шли радостные, благодарные.
Обступил лес со всех сторон, закрыл измученных женщин, не выдаст.
7. Расплата
В тени деревьев слушали безногого. Жадно ловили каждое слово.
— Куда направляется отряд, не пронюхал? — спросил Вихарев.
— Нет. Три дня будут жить в деревне.
Вокруг стояли молчаливые бойцы. Все знали о расправе в Семеновке. Ждали решения командира, чтобы расплатиться той же монетой. Чесались руки.
— Пешком, значит. Та-ак. А в обозе у них что?
— Груз закрытый, перевязан. Разглядел на одной телеге телефонный кабель в катушках, что на других — не знаю. Пробовал расспрашивать, не говорят. Злые, усталые.
Вихарев задумался. Сведения были точные.
— Как с бабами быть, не придумаю.
— Выманить немцев, а бабы со страха в подвалы попрячутся, — посоветовал Матвей.
— А потом? На растерзание оставить?
— Все одно — пропала Семеновка, — глубоко вздохнув, промолвил Гаврюшка.
— Взять в отряд, — предложил Помелов.
— Куда их. Лишняя обуза, своих довольно, — сердито огрызнулся Матвей. — Арины-то нет. Она сейчас как никогда нужна. Предупредить…
— Обязательно предупредить, — решительно сказал командир. — Вот что, Помелов, ты с Васькой иди сейчас в деревню. Под вечер вызови кого-нибудь… Кто посмелей-то там, Савелий?
— Все они теперь смелые… Кузнечиху убили… Разве Аксениху, — ответил безногий.
— Верно. У нее трое сынов в армии. Старуха она бойкая, сообразительная, — согласился Вихарев.
— Она прямо кипит. Глазами так и сверкает. Василисиных ребят приютила, — подтвердил безногий.
— Вася, иди сюда, — позвал командир мальчика. — Слушай. Пойдешь с Помеловым. До вечера наблюдайте, а как темнеть начнет, иди в деревню. Вызови бабку Аксениху, скажи, что сегодня в полночь мы ударим. Пускай предупредит всех женщин об этом. Пускай они спрячутся, а то под шальную пулю угодят… В деревне на тебя не обратят внимания, а если кто спросит, прикинься дурачком…