— Да. Я понял вас, господин офицер. Нужно узнать, где скрываются партизаны.
— О! Гут… так есть!
— Сейчас они находятся в Семеновке. Разрешите, я пойду, нужно успеть застать их в деревне.
— О! Гут, — комендант встал со складного стулика, похлопал Василия по плечу. — Вы получайть большой награда…
Василия снабдили продуктами, дали оружие. «Отец убит. Его ждет та же участь и некуда деваться. Мать недаром предупреждала», — думал Василий, широко шагая по лесу. — Оставалось одно — идти до конца. Пан или пропал. В случае победы немцев, он будет вознагражден за все… Ну, а если… Нет. Никакого если. Немецкая армия подходит к Ленинграду. Флот потоплен. Красная армия бежит. Не сегодня-завтра возьмут Москву, и война кончится. Так говорят немцы. А все-таки в душе закрадывались какие-то сомнения, посеянные матерью. Уж очень упорный русский народ. Трудно его раскачать, а если раскачается — не остановить. Большевики будут драться до последнего человека, другого выхода у них нет. Или победа, или смерть. Англичане с Америкой тоже против немцев. Справятся ли они со всеми?.. А ну его к черту. Думай не думай, другого ничего не придумаешь.
Сокращая дорогу, Василий пошел напрямик тропинками. Неожиданно вдалеке впереди послышалось тарахтенье колес, скрип телег. Василий остановился в нерешительности. Идти прямо или потерять несколько минут, свернуть на дорогу, посмотреть — что там такое? Вчера утром отец ждал какой-то немецкий обоз, потому и ушел с пожара. Вдруг в голове мелькнула догадка: «партизаны». Крупными прыжками бросился наперерез доносившимся звукам.
В палатке командира сидел безногий. Вихарев, улыбаясь, крепко пожал ему руку.
— Ну как? Потери большие? — спросил инвалид.
— Нет, Савелий Иванович, двоих ранило шальными пулями, один убит. В деревне четверо пострадали. Словом, дешево купили. Ты подожди. Офицера живьем привезли. Потолкуем.
Безногий усмехнулся. Расправив пушистые усы, сел в угол. Вихарев вышел и скоро вернулся с пленным.
— Садитесь, господин. Садитесь. Вот стульчик складной вашего производства. Хорошие стулья для штабов делают у вас, надо быть справедливым.
Говоря это, Вихарев поставил складной походный стул перед офицером, а сам сел напротив, достал из папки бумагу, карандаш.
Офицер, не поворачивая головы, ворочал глазами во все стороны. Заметил в углу безногого.
— Вы тоже? — спросил офицер по-немецки.
— Да. Я тоже здесь. По вашему приказанию пришел. Точно в семь часов. В деревне вас не нашел. Сказали, что здесь надо искать вас.
— Он по-немецки говорит? — спросил фашист, не поняв насмешки инвалида.
— Кое-что понимает.
Склонившись над бумагой, Вихарев с любопытством прислушивался к незнакомым словам. Он всегда с уважением относился к безногому. Узнав, что тот свободно говорит по-немецки, стал ценить его еще больше. Вихарев привык считать, что иностранные языки доступны только ученым людям, а тут вдруг простой крестьянин владеет немецким языком. Любопытства ради он привозил из города немецкие журналы, газеты и с удивлением слушал бойкий перевод подписей под фотографиями. Сделал попытку организовать в колхозе под руководством Филиппова кружок по изучению немецкого языка, но желающих, кроме него, не оказалось. Решил заниматься один, да все некогда было.
— О чем это он, Савелий Иванович? — спросил командир, не поднимая головы.
— Интересуется, как я сюда попал. Спрашивал: не говоришь ли ты по-немецки… А ведь боится он тебя, Вихарев. Все они молодые на один манер, как я посмотрю. Гитлеровское племя. Пакостливы как кошки, а трусливы как зайцы.
Услышав имя своего вождя, офицер насторожился, безногий равнодушно переложил костыли, достал из кармана коробку с табаком, принялся скручивать папиросу.
— Я бы тоже хотел закурить. Спросите, можно ли?
— Курите. Я разрешаю, — ответил безногий.
Офицер вытаращил глаза на инвалида. Теперь он понял роль безногого в отряде. Дрожащей рукой стал шарить по карманам. Долго не находил портсигара.
— Вы не желаете? Хорошие папиросы, — протянув портсигар безногому, заискивающе предложил фашист.
— Ворованных не надо. Мы свои курим.
Офицер сунул папиросу в рот, торопливо спрятал портсигар. Не было спичек, просить не решался.
— Вихарев, дай ему прикурить.