Командир все так же, не поднимая головы, положил коробку спичек на стол. Повисла тишина. Командир писал донесение о проведенной операции. К донесению он хотел подколоть протокол допроса и карту с указанием места, где будет зарыт захваченный груз.
— Что меня ждет? Смерть? — наконец нервно спросил офицер.
— А вы как думаете?
— На войне есть правило: пленных не трогать.
— Вы этого правила тоже придерживаетесь? — перебил инвалид, бросив злой взгляд на фашиста.
— Савелий Иванович, ты его пока порасспрашивай, потом мне расскажешь.
— О чем спрашивать-то?
— Да обо всем. Куда отряд направлялся. Какие задачи перед ним были поставлены. Что он знает о войсках… Да ты сам человек военный, все понимаешь. Я тут бумажку хочу дописать.
— Пиши, пиши, — сказал инвалид, пересаживаясь на лежанку. — Мы поговорим по душам. Господин офицер, не пугайтесь. Хуже смерти ничего не будет, как говорят. Вы шли на войну и должны были к этому приготовиться. Не так ли? — начал по-немецки допрос безногий.
— Да. Я офицер. Смерти не боюсь.
— Тем лучше, легче будет умереть.
— А меня убьют?
— Дальше будет видно, давайте лучше поговорим по-хорошему. Познакомились мы с вами при других обстоятельствах. Прикидываться передо мной вам не надо. Будете отвечать на вопросы?
Офицер кусал папиросу. Поставленный прямо вопрос не застал его врасплох. Раздумывал недолго.
— Если мне гарантируют неприкосновенность, я скажу все.
— Не надо торговаться. Условия диктовать будем мы и вашего согласия не спросим. Не забывайте, что вы в плену у нас.
За холстом палатки слышались приглушенные голоса. Кто-то бренчал на балалайке. Близко раздавался могучий храп. Большинство партизан спали.
— Вы называете нас лесными бандитами, — продолжал инвалид. — Мы не обижаемся. Дело не в названии, а в существе его. Вы пришли убивать, жечь, грабить. Вы хотите поставить нас на колени. Извините, но вы ошиблись. Таких гостей мы встречаем не хлебом-солью. После революции народ полюбил свободу и никому ее не отдаст. Для того чтобы завоевать Советскую страну, надо пройти от Минска до Владивостока и от Черного моря до Северного полюса. Пройти надо не по дорогам, а обшарить все закоулки, все леса, болота… Надо уничтожить половину населения… Согласитесь, что это никому не под силу. Вы затеяли войну с русским народом, а не с продажными правителями Франции…
Безногому давно хотелось высказать свои думы вслух, но не представлялось удобного случая. Конечно, лучше, если бы перед ним сидел не трусливый лейтенантик зазнавшейся армии, а большой генерал с журналистами, которые потом оповестили бы весь мир об этом разговоре. Особенно хотелось высказать эти мысли немецкому трудовому народу. Филиппов прожил четыре года в Германии и полюбил этот трудолюбивый, чистоплотный, дисциплинированный народ. Ему нравились организаторские способности немцев, их аккуратность. Нравилась некоторая наивность, сентиментальность в характере.
Офицер слушал, вытаращив глаза, едва ли вникая в смысл. Странная форма допроса смущала.
— Вы коммунист? — неожиданно спросил он.
— У нас все коммунисты, господин офицер. Только одни коммунисты партийные, а другие беспартийные. Одни имеют партийные книжки, а другие не успели их получить.
— Вы преувеличиваете?
Безногий холодно посмотрел на фашиста.
— Не подумайте, что я хочу сагитировать вас. Высказался просто так… забыл, с кем говорю. Вы считаете, что у нас гнилая кровь и не понимаете, какая это глупость. Такие вещи только сумасшедший может придумать или круглый дурак. Куда вы направлялись с отрядом? — резко перешел к делу безногий.
— На фронт, — помявшись, ответил офицер.
— Точнее. Название места, города.
— В Ленинград… Пересбурх!
— А-а! — протянул инвалид усмехнувшись. — Вы уже взяли Ленинград?
— Да. К тому дню, когда я приду, он будет в наших руках, — уверенно сказал пленный.
— Чего он говорит насчет Ленинграда? — спросил Вихарев, услышав знакомое слово.
— Говорит, что скоро возьмут Ленинград.
Вихарев оторвался от бумаги, сложил из трех пальцев известную во всем мире комбинацию.
— На-ка, выкуси!
Офицер растерянно смотрел на сжатую руку, поднесенную к самому носу. Безногий рассмеялся.
— Это вам вместо Ленинграда, господин лейтенант, — пояснил инвалид.
— От Ленинграда остались одни развалины, — зло сказал офицер.
— Ну, что ж, — спокойно ответил Филиппов. — Мы знаем, что вы его бомбить собираетесь. Только у вас пороху столько нет, чтоб весь Ленинград разрушить. А если что разрушите, сами и построите.