Задуманный трюк был не хуже смертельного циркового номера. Макушка могла не выдержать такой качки и обломиться.
В конце концов, раскачав дерево, Михайлову удалось уцепиться за сук и повиснуть. Комсомолец подтянулся, сел верхом, помахал сверху фуражкой.
— Молодец! Мы тебя на ярмарках будем показывать, — пробормотал себе под нос Матвей, погрозив кулаком Михайлову.
Время шло. Человек пять малосильных, неловких партизан никак не могли осилить подъем. Двоих обвязали веревкой, сняли весь груз, оружие и подсадили. Трое же окончательно выбились из сил, содрали ногти.
— Идите в лагерь. Ничего у вас не выйдет, — сурово сказал Матвей.
— Погибать, значит?
— Что я могу сделать. Попробуйте через болото проскочить.
— В этом месте не проскочишь, Матвей.
— Ладно… думайте сами, а здесь не задерживайтесь, — твердо приказал Матвей.
Вдалеке раздался не то выстрел, не то треск сломанного сучка. Матвей встрепенулся.
— Беги к командиру, Василий. Скажи — готово. Пускай отходит…
Васька, не дослушав конца приказа, бросился бежать. Скорей, скорей. Надо успеть, а то подойдут немцы, завяжется бой — и пропали Помелов, Вихарев и Гаврюшка с Мартыновым. Самые смелые, самые хорошие товарищи…
Вихарев с группой заняли выгодную позицию и замерли в ожидании. Тихо в лесу. Изредка с писком пролетит над головой птичка-синичка. Белка, из озорства зыркнув, кинет шишкой в притаившихся людей, дятел где-то простучит, словно гвоздь вобьет в пустую бочку.
Сколько им осталось жить? Все так неожиданно обернулось…
Весной расчистили, распахали и засеяли громадный клин целины. На будущий год планировали льна посеять и десять раз больше. Перед колхозом, и сейчас не бедным, замаячило такое богатство, что и во сне не приснится. Школу построили… и вдруг все прахом.
Ну, война это еще полбеды… Восстановим быстро и лучше чем было, но вот как дожить до победы…
Шум нарастал. Будто ветерок пробежал по вершинам деревьев. Потом звуки стали доноситься более явственно. Треск валежника, приглушенный крик команды. Прочесывая лес, немцы медленно шли густой тройной цепью, по компасу, к указанному на карте центру окружения. Там предполагалась встреча с лесными бандитами.
Вихарев предупреждающе свистнул. Руки крепче сжали винтовку. Проверили гранаты.
— Жарко будет, — прошептал Помелов спрятавшемуся за деревом соседу.
Немцы приближались. Уже слышны их шаги, чужие слова команды гулко разносятся по лесу. Вот-вот замелькают серые мундиры между деревьев, и грохот выстрелов нарушит лесной покой.
Свист тонкий, долгий. «Отступать!»
Васька все же успел добежать. Еще минута-другая и было бы поздно. Услышав условленный сигнал, партизаны, перебегая от дерева к дереву, стягивались к командиру.
— Все? — прошептал Вихарев. — Ну, пошли.
Бежали спокойно. Знали, что самое опасное позади.
Отряд сидит на деревьях.
Остановил знакомый свист. Задрав головы, искали между веток человеческие фигуры. Ничего не видно. Ровно покачивались от ветра макушки деревьев.
— Вихарев! Иди влево! — послышался голос. — Держи! — На землю упала веревка. — Опоясаешь вокруг себя. Ловчей забираться будет.
Теперь все увидели коренастую фигуру силача. Матвей сидел на нижнем суку, свесив ноги.
— Все? — спросил командир.
— Троих в лагерь отправил… Ладно, потом… Лезь.
Вихарев поднял веревку и стал пристраиваться к стволу. Другие уже карабкались, кряхтя и чертыхаясь. Васька с Помеловым лезли наперегонки, оставив далеко позади себя остальных.
Около часа ждали партизаны, пока не появились немцы.
Прошла одна цепь. Никому из врагов не пришло в голову взглянуть наверх, да если бы какой-нибудь и посмотрел, вряд ли заметил прижавшегося к стволу закрытого ветками человека.
Васька ликовал. Его план удался.
Так же осторожно, крадучись, прошла вторая и третья цепи. Долго сидели партизаны не шевелясь. Онемели руки и ноги. Невыносимо болели израненные пальцы.
Вдалеке послышались отдельные выстрелы. Затараторили автоматы.
Только поздно вечером, когда сгустились сумерки, Вихарев дал сигнал спускаться.
Ночью повел отряд к городу.
13. В плену у своих
Безногого притащили волоком в овраг. Сняли с головы мешок, развязали руки и заперли в землянке, предназначенной для кладовой, дверь приперли толстой жердиной. Караулить поставили Грушу. Измученный инвалид не сопротивлялся. Затекшие от веревок руки распухли, в горле першило от пыли, бока ныли от синяков. Женщины не очень церемонились, перетаскивая ненавистного человека.