Орлов остановился.
— Кто это? А-а… Миша! Это хорошо, что я тебя встретил! Ты мне нужен, — сказал Иван Иванович, крепко пожимая руку шахтера.
— И вы мне нужны.
— Тогда совсем отлично!
С тротуара они перешли на середину безлюдной улицы и некоторое время молча шагали рядом.
Орлов еще не привык к живописным и суровым пейзажам Урала, и ему казалось, что он видит какую-то необычную картину, нарисованную мастером, а все эти краски, их удивительные сочетания, эта величественная, могучая и в то же время спокойная природа — плод воображения, фантазия художника. Так и сейчас… Силуэт горы сливался с чернотой неба. По бокам желтыми неровными полосками из окон падал свет на снежные сугробы. Редкие фонари, по одной стороне улицы, уходили вверх, и было похоже, что дорога поднималась к звездам. Не хватало только символического изображения людей, измученных невзгодами, но упорно стремящихся вверх по этой дороге.
От фонаря стало светлее. Когда они поравнялись с ним, Орлов заметил сбоку собственную тень. С каждым шагом тень передвигалась, забегала вперед, словно хотела перегнать и заглянуть в лицо. Наконец она раздвоилась и обе тени начали вытягиваться, пока не растворились в окружающей темноте. Движение теней разрушило впечатление картины, и все стало обычным.
— Был я недавно с визитом у Камышина… — начал Иван Иванович.
— А я как раз от него иду, — сказал шахтер.
— Вот как? Неужели поздравлял с праздником?
— Поздравлял, да только в обратном порядке, — усмехнулся Денисов. — Так поздравили, что он, поди, и сейчас, как заведенный, по комнате бегает… Так что вы говорили про Камышина? — спросил Денисов.
— Пришел туда пристав и забрал двух мальчиков: Зотова и Кушелева… Не нравится мне это! Зачем они понадобились полиции?
— Может, набедокурили где или украли чего-нибудь?
— Нет… Это вряд ли. Не похоже. Надо бы нам с сиротами заняться, Миша. Присматривать за ними.
— Это верно! Костя мне сказывал, что они Кандыбу донимают. Стекла, говорит, однажды в доме вышибли…
— Ну вот, видишь!
— Пробирал я Зотова. Он обещался ничего такого не делать… Ну, об этом поговорим в другой раз. Ты послушай меня, Иван Иваныч…
И Денисов подробно рассказал о приходе Непомнящего, о согласии Камышина показать, где спрятана типография, и о своем плане перевозки шрифта.
— Что ж, все хорошо, — согласился инженер. — А что это за товарищ? Ты в нем уверен?
— Теперь уверен. Сначала-то я было его за шпика принял…
— Может быть, мне с ним встретиться?
— А стоит ли? Пойдет слух, что ты здесь живешь. Жандармы узнают. Пущай в Питере думают, что ты за границу скрылся.
— Я ему не скажу своей настоящей фамилии. Иван Иванович — и всё! А связь с пермской организацией надо восстановить.
— Дело, конечно, важное, — согласился Денисов. — А только я сейчас шибко осторожным стал. Может, и с излишком.
Некоторое время шли молча. Когда дошли до поворота на Почайку, остановились.
— Зайдем? — предложил Денисов. — Там у меня гости… Фролыча обламываем, Кержацкого сына.
— Это кузнеца-то?
— Да. Озлобился шибко. Прямо на рожон лезет. Мастера побил. Мужик-то он боевой…
— Нет, Миша, заходить я не буду. Вы действуйте, а я прямо пройду на Доменный угор.
— Кузнецовскую шахту найдешь? Она близко от дороги. Как на Кижье сворачивать.
— Найду, — уверенно сказал Орлов и вздохнул. — Очень меня беспокоит Зотов. Хороший он мальчишка.
— Весь в отца! — согласился Денисов и тоже вздохнул.
Под горой послышались голоса и смех. Видимо, из гостей возвращалась целая компания.
10. ДОПРОС
Когда Вася Зотов и Кузя Кушелев в сопровождении полицейских вышли из квартиры инженера и направились в участок, Кандыба, выведенный из терпенья слезами и просьбами Маруси, сделал свирепое лицо и прикрикнул на нее:
— Ты долго еще носом шмыгать станешь? Утрись! Распустила нюни! Безобразить она умеет, а как ответ держать, так сейчас в слезы…
Девочка вытерла концом платка мокрые глаза и посмотрела на околоточного.
— Ты меня за решетку посадишь? — жалобно спросила она.
— Посажу, если станешь ревить, — Кандыба так и говорил “ревить”. — Не люблю я, когда бабы слезами допекают, — несколько мягче проворчал он. — Лучше бы ругались.
С этими словами Кандыба подошел к печке и потрогал теплые кирпичи.
Видимо, этого ему показалось мало. Держась левой рукой за затылок и стараясь не сгибаться, он присел перед топкой и подбросил дров.