— Ну, а сейчас?
— Вполне! Держитесь вы правильно. Теперь я спокоен… Возвращайтесь назад. Увидимся еще.
Поезд вышел за город. Вагон перестал вздрагивать на стрелках и колеса начали ровно выстукивать какой-то знакомый мотив детской песенки.
Сосед Ивана Петровича успел разложить на столике газету, а на нее выкладывал из портфеля колбасу, копченую селедку, булку.
— Вы далеко едете? — спросил он, когда Иван Петрович сел на свое место.
— До Отрадного.
— Там и живете?
— Нет, я в командировку.
— Ах, вот оно что… На посевную?
— Да. Командировка связана с посевной.
— Мобилизовать широкие массы трудящихся на героический трудовой подвиг…
Говоря это, сосед покосился на желтые ботинки Ивана Петровича и достал пол-литра водки, эмалированную кружку и перочинный ножик.
— Давайте за компанию? — предложил он. — Одному как-то не то…
— Нет, спасибо! — отказался Иван Петрович, но аппетитные приготовления соседа вызвали в желудке приятное томление.
Заразительное занятие вагонная еда. Стоит одному из пассажиров, в самое неурочное время, достать бутерброд, как его примеру последуют все, кто имеет что жевать.
Иван Петрович не долго раздумывал. На место он приедет рано утром, и пока доберется до совхоза, пока устроится, пройдет немало времени. А значит, следует подкрепиться.
Многие люди считают, что теплые человеческие чувства, вроде любви, дружбы, симпатии, уважения проявляются главным образом в словах, но, как мне кажется, это неверно. Настоящее чувство познается только в делах.
Кулек с пирожками в чемодане Ивана Петровича, вареные яйца, большой кусок жареной телятины, булочки, заботливо приготовленные и упакованные руками Надежды Васильевны, без всяких слов, неопровержимо доказывали, что она, хотя и несколько своеобразно, но любит Ивана Петровича.
— Э-э… сколько у вас закуски! Ну как тут не выпить сто грамм! — воскликнул сосед, и вышел из купе.
Скоро он вернулся с граненым стаканом и, не слушая возражений, налил полную кружку себе и половину стакана Ивану Петровичу.
— Я вам немного… половинку. Не с бутылкой же мне чокнуться.
— Пить водку на ночь глядя…
— Какая там ночь! Светает уже… Берите, берите. Как вас прикажете величать?
— Иван Петрович.
— Да что вы говорите! И меня зовут Иваном Петровичем. А фамилия?
— Прохоров.
— Да не может быть! — поразился сосед. — Удивительно!
— А что?
— Так я тоже Прохоров! Вот уж, действительно, тезка! По этому случаю надо чокнуться! Берите, берите! Не хватало еще, чтобы вы агрономом были.
— Нет. Я не агроном, но работаю в сельскохозяйственной организации.
Выпили и принялись за еду. Иван Петрович предложил домашние пирожки, телятину. Второй Иван Петрович не отказался.
— Н-да! Сразу видно, что женатый человек, — со вздохом проговорил он.
— А вы?
— У меня все очень сложно… Я женатый холостяк. Давайте еще! — снова предложил он, берясь за бутылку. — Чуть-чуть! Десять грамм. Не оставлять же на дне… Какая нам еще радость в жизни осталась? Водка сердце веселит, и на душе как-то легче…
Иван Петрович слушал агронома со странным чувством подозрения. Случайно встретив одного из многочисленных Иванов Петровичей Прохоровых, о которых говорил ему Угрюмов, и зная, что среди них когда-то находился шпион, невольно стал об этом думать. «А вдруг он тот самый…»
— А вы далеко едете? — осторожно спросил плановик.
— Я еду к себе в колхоз.
— Вы работаете в колхозе?
— А чему вы удивляетесь? Не похож на колхозного агронома? Согласен! Мало похож. Всю свою сознательную жизнь в канцелярии просидел. «Совбюром», как нас Ленин называл. Глупо сложилась жизнь… А кто виноват, и сам не знаю. Себя винить не хочется. Но, видимо, никуда не денешься… Вы тоже в канцелярии сидите?
— В плановом отделе.
— Вот, вот… Потребитель!
Агроном взял водку, вылил остатки в свою кружку, поставил бутылку под скамейку, выпил и взъерошил волосы. По всем признакам, ему хотелось излить душу. Так оно и случилось.
— Мистика! — сказал агроном, обращаясь к пустой кружке. — Удивительные вещи творятся на белом свете! — продолжал он, поворачиваясь к Ивану Петровичу. — Чем больше думаю, тем страшней становится…