— Вот, вот… «Не болтай». Значит, я по-твоему болтушка и у меня язык без костей. Так и он сказал. Твои слова.
— Фу! Прекрати, наконец! — строго прикрикнул Иван Петрович, чем поставил Надежду Васильевну в довольно сложное положение.
Спорить и доказывать она не могла, потому что не о чем было спорить и нечего доказывать. С другой стороны, ей даже нравилось такое «мужественное», как она потом определила, поведение мужа.
— Когда он приходил? — строго спросил Иван Петрович.
— Вчера.
— Ну? А дальше?
— Дальше? Оставил тебе пакет и сказал, что не скоро придет. Куда-то уехал.
— Дальше? Что он еще сказал?
— Сказал, что я болтушка и у меня язык без костей. Сказал, что ты не умеешь жить, не предприимчивый и поэтому мы живем в тесноте, и вообще неудачники.
— Так. И все?
— Все.
— Я надеюсь, что ты никому не говорила об этом? — спросил Иван Петрович, вынимая из конверта деньги.
— Новое дело! Кому я могла сказать?
— А почему пакет распечатан?
— Я распечатала.
— Напрасно, в следующий раз категорически предлагаю не трогать. Запомни!
Надежда Васильевна вытаращила глаза, потому что в голосе Ивана Петровича, как говорится, зазвенел металл, словно в горло ему вставили стальную пластинку.
— Ваня, но ведь эти деньги не нам? — с робкой надеждой спросила она.
— Конечно, нет. Что за мысли. Кто мне будет платить также деньги? И за что?
— Да! Я так и подумала, — со вздохом проговорила Надежда Васильевна, и ушла на кухню.
Вернулась она с поджаренными макаронами, среди которых можно было заметить кусочки мяса.
— Странная сумма, — проговорил Иван Петрович, принимаясь за еду. — Две тысячи девятьсот…
— Ты плохо считал. Там ровно три тысячи.
— Сосчитай сама. Я два раза пересчитал.
— Я же считала…
— Значит, не я, а ты плохо считала.
Надежда Васильевна медленно пересчитала пачку.
— Действительно. Две тысячи девятьсот. Неужели, я обсчиталась? — задумчиво проговорила она. — А сколько должно быть?
— Не знаю.
— Зачем же тогда говоришь — странная сумма?
— Ну, мне казалось, что счет должен быть ровный… Возможно, вычли налоги.
— Налоги?
— А почему и нет? Недавно я узнал, что налоги бывают всякие. Не только в пользу государства. Мне рассказывали в совхозе, что иногда расписывается человек в ведомости на тысячу, а на руки получает пятьсот. А причитается ему триста. Сложная бухгалтерия! Кстати, ты расписывалась?
— Нет.
— Опять что-то не так… Как же он будет отчитываться. Впрочем, это не мое дело!
Видя, что муж напихал полный рот макарон, и значит продолжать разговор не может, Надежда Васильевна отошла в конец комнаты и занялась чемоданом.
Теперь попробуйте, дорогие читательницы, представить себя на месте Надежды Васильевны, а читатели постарайтесь понять состояние Ивана Петровича, когда из открытого чемодана она достала сначала серые туфли на высоком каблуке, а затем цветистое платье с короткими рукавами.
— !?.. — это была первая ее реакция, и выразилась она в виде каких-то нечленораздельных, восклицательно-вопросительных звуков, мало похожих на человеческие.
Через минуту остолбенение прошло и Надежда Васильевна заговорила нормально. И даже слишком нормально.
— Все понятно! Она перепутала и впопыхах сунула свои вещи в твой чемодан. В темноте, наверно!
— Кто она?
— Ну уж, знаешь… Я еще должна тебе сказать, кто она? Может быть, имя и фамилию? Ты позабыл или вообще не спрашивал? Может быть, адрес? Кто она? Свинарка, доярка, огородница, навозница! — с последними словами Надежда Васильевна невольно понюхала платье, которое держала в руках, и продолжала с издевательской похвалой: — Скажите, пожалуйста! «Красной Москвой» душится. Не ты ли ей купил? Хороший кавалер? Крепдешин… ничего себе! Не случайно меня предупреждали, что ты волочишься за какой-то артисткой…
— Успокойся, Надя, — с трудом проглатывая непрожеванные макароны, проговорил Иван Петрович. — Ну чего ты говоришь глупости!
— Это глупости? — потрясая платьем перед самым носом мужа, возмутилась, уже по-настоящему, Надежда Васильевна. — Может быть, ты будешь утверждать, что я все это выдумала?
— Конечно, выдумала. Свинарку какую-то выдумала. Артистку!
— Выдумала! На пощупай, убедись! Что это такое? Во сне я вижу? Может быть, это мне только чудится? На самом деле это не платье, а твоя сорочка? А это не модельные женские туфли, а твои шлепанцы?