— Жизнью? — еще больше удивилась Баркан.
— Да, жизнью. Станьте на ее место. Допустите, что вы встретите нарушителя, а это может случиться…
— Нет, нет… этого я никак не могу допустить, — испуганно запротестовала Баркан.
— Что бы вы сделали? Допустите все-таки этот случай…
— Я бы?.. Убежала!
Лейтенант засмеялся.
— Вот видите… Вы бы убежали, а она нет.
— Но ведь я…
— Но ведь она не знала, что вы честный труженик, — перебил начальник.
— Да, конечно. Но это все-таки ужасно. Я работаю, ничего не подозреваю; вдруг меня кто-то мешком накрывает. А я… Ну, я сознаюсь, я труслива немного от природы… Не всем же быть героями… Обшарила меня всю. Конечно, со стороны это, может быть, и смешно…
— Ничего, ничего. Вы проще да эти вещи смотрите.
— Чего уж тут проще. Я теперь так напугана.
— Вы меня извините, Раиса Семеновна, я тороплюсь, — влезая на лошадь, сказал лейтенант. — Где вы теперь остановились?
— В Кульках, или, как их, Куликах… Я только вчера переехала туда.
— Кулики отсюда близко. Знаете, что я вам предложу. У вас еще много работы?
— Дня на три.
— Перебирайтесь к нам на заставу. Варвара Кузьминична будет рада. Помните ее? Ну, доктор наш. Полная такая. Она живет одна в квартире, вы для нее были бы находка. А чтоб не повторилось подобного случая, я вам найду провожатого.
— Н-не знаю… я ничего устроилась, — нерешительно отклонила предложение Баркан.
— Политрук обрадуется. Сагитируем вас еще одну лекцию прочитать.
— Пожалуй. А только удобно ли это?
— Вполне удобно. Шагайте прямо на заставу.
— Нет, что вы… У меня вещи в деревне остались. Кое-что еще надо успеть засветло сделать. Я лучше вечером найму лошадь и перееду.
— Значит, я не прощаюсь, увидимся. У нас, кстати, вечеринка сегодня. Демобилизованных провожаем.
Лейтенант откозырял геологу и скрылся в кустарнике. Баркан постояла с минуту, раздумывая над предложением, и, видимо, окончательно решив, пошла по дороге в деревню. Посмотрела на часы, — начало седьмого, надо было торопиться… «Дойду до деревни, соберу вещи, найму подводу, по пути заеду на почту, отправлю материалы, и затем на заставу», — планировала геолог. Но как дойти до Кульков? Баркан остановилась, оглядывая дорогу.
За поворотом показались люди. Геолог направилась к ним. Сейчас ей было даже смешно вспомнить, как ее арестовала колхозница. «Какая смелая и энергичная женщина, — думала Баркан. — Какая сильная, до сих пор еще дают себя знать ее могучие объятия. А ведь, кажется, она меня боялась немного… Честное слово, боялась. Рассказать мужу, что я страх нагоняла на таких смелых людей, — не поверит. Что такое? — Баркан замедлила шаг. — Кто это идет?»
Впереди, опустив голову, словно разглядывая дорогу, шел немолодой человек в русских сапогах и в старом костюме. За ним пограничник с револьвером в руках. «Неужели нарушитель! Настоящий нарушитель!» — подумала геолог.
Шедший впереди, проходя мимо Баркан, даже не поднял головы. Пограничник взглянул, узнал и приветливо кивнул головой.
«Так вот он, диверсант, шпион, — думала Баркан. — Наружность самая обыкновенная! — Она посмотрела на себя и невольно усмехнулась: — Я в своих очках и в этом костюме — куда подозрительней… Да еще планы какие-то снимаю! Нет, напрасно я так обиделась на колхозницу».
Баркан шла, все ускоряя шаги, а перед глазами стояло запомнившееся лицо задержанного: усы, нависшие брови, прямой нос подбородок с ямочкой.
Незаметно для себя Баркан свернула на проселочную дорогу.
4. Обыск
На заставе Грохотов сдал задержанного дежурному и доложил политруку.
— Голыми руками взял! Ну и хват! — качал головой старшина.
Политрук посмотрел отобранные документы. Паспорт, настоящий советский паспорт, на имя Николая Сергеевича Орлова, с пропиской, пропуск на завод с фотографической карточкой. Никакой подделки не обнаружить — все правильно.
— Разрешите идти, товарищ политрук? — обратился Грохотов к политруку.
— Куда?
— В Кулики. Я ведь не дошел… Вернуться пришлось. Валя, наверное, беспокоится. Я обещал к шести часам за ней прийти.
— На вечеринку успеете? — спросил политрук, беря Грохотова под руку.
— Успею, товарищ политрук. Далеко ли тут, — ответил боец.
— Ну, а что еще говорил Орлов? — спросил политрук, когда они вышли в коридор.
— Плакался очень. Мать, говорит, умирает в Куликах… у Звягиных.
— А кто такие Звягины?