Выбрать главу

— Это Таня, с «Первомая», — узнала голос Валя. — Они тоже к вам на заставу идут.

— Здорово чеканит! Все слова разобрать можно, — сказал Грохотов.

Голос приближался и точно согревал Валю.

— Подождем их, — сказала она.

— Подождем.

И Грохотов, поставив сундук на землю, усадил Валю.

Девушки шли мимо, не замечая сидевших у дороги Вали и Грохотова.

Милый мой, хороший мой, Мы расстанемся с тобой, Не грусти и не скучай, Командиром приезжай.

— Таня! — окликнула Валя.

От неожиданности девушки шарахнулись в сторону. Грохотов засмеялся.

— Испугались?

— Кто это?

— Да это Валюшка Никитина…

Девушки обступили молодых.

— Нет, уж не Никитина, — Грохотова.

— Ты куда, Валя? На заставу?

— Девчата, забирай пожитки.

Девушки взяли узел, окружили Валю и тронулись по дороге. Тяжелого сундука Грохотов не дал. Взвалил его себе на плечи и зашагал сзади.

Лес кончился, показались огни заставы. Таня опять запела:

Мой милой в Москву попал, Ему Сталин руку жал. Это значит — у милка Работящая рука.

Валя шла среди девушек, и ее мрачные мысли рассеялись, как дым. Ее поздравляли, просили писать письма.

Пограничники высыпали за ворота встречать гостей. Из ярко освещенных окон ленинского уголка раздавались мощные звуки симфонического оркестра. Это передавали по радио оперу из Большого академического театра.

8. Задержание

— Как мне не везет… Сбилась с дороги, — сказала Баркан, отрезая новый ломоть хлеба. — Хорошо, что Катю встретила. Могла бы, пожалуй, за границу уйти. Далеко от вас до границы, дедушка?

— Не знаю, не считал.

— А деревня Кульки?

— Кулики-то?.. — Вопрос застал Ипатыча врасплох. Надо было врать, а врать старик не умел.

— Нет, недалеко. Сколько, Ульяна, до Куликов?

— Чего ты меня спрашиваешь! — рассердилась Ульяна.

— Десять с половиной километров, — выручила Катюшка, не моргнув глазом.

— Вот, вот, — подтвердил старик.

— Десять километров? Ужасно!

Все замолчали. Ульяна мыла чугунок, а дед достал какой-то старый журнал и делал вид, что рассматривает картинки. Баркан медленно жевала хлеб, запивая молоком.

— Не страшно вам здесь жить? — спросила она Ульяну, но та даже не оглянулась.

— Какие могут быть страхи? — ответил дед.

— Вдруг ночью перейдут границу шпионы?

— Не знаю. Не было таких.

— Не было? — удивилась геолог. — Мне рассказывали, что здесь часто переходят границу. Кажется, сегодня одного задержали. Я до сих пор не могу забыть его лицо.

— Не знаю, не знаю. Может, и переходят, кому надо, а только я не замечал. — Старик засмеялся. — Какое мне дело? Моя хата с краю, как говорят.

Баркан насторожилась. Ответ поразил ее.

— Вы — колхозник?

— Мы-та?

— Да!

— Были в колхозе, — кивнул дед, не отрываясь от журнала.

— А сейчас?

— И сейчас в колхозе. — Ипатыч опять засмеялся — как-то деланно, беззвучно. — Да вы не сумневайтесь. Люди свои, не выдадим.

Он положил журнал и пошел к печке.

Баркан испугалась. Куда она попала? Старик подозрительный, явно хитрит. Надо немедленно уходить из этого дома.

— Дедушка, нельзя ли сейчас лошадь? Я бы заплатила, сколько надо.

Старик возился у печки, перекладывая с места на место тулуп.

— Лошадь вам? Не знаю уж как…

— Да вы отдохните. Завтра утром поедете, — сказала Ульяна.

— У меня дела спешные, государственные. Мне нужно на заставу.

Дед схватил ружье и направил на Баркан.

— Руки вверх, гадюка! Руки вверх… ну! Зараз убью! — грозно крикнул старик, потрясая ружьем.

Баркан побледнела и подняла руки.

— Ульяна, обыскивай! Живо! Катюшка, помогай! Эй, Беркан, ежели руки опустишь, прикончу на месте!

Катюшка и Ульяна подскочили к геологу и начали обыскивать. Все это делалось так решительно и быстро, что Баркан даже не успела запротестовать. Сейчас она начала догадываться, что ищут у нее не деньги, как она вначале подумала, а что-то другое.

— Я не понимаю, чего вы хотите?..

— Молчи, если жизнь дорога, — перебил дед. — Ну, что?

— Паспорт вот… бумаги, — вытаскивая из карманов документы Баркан, говорила Ульяна.