— Н-да! Недооценка сил противника грозит многими неприятностями, молодой человек, — пробормотал бандит и, захватив свой чемодан, выскочил в окно.
12. Тревога
На кухне готовили ужин.
В углу на толстом полене сидел Потапов, дежуривший сегодня по кухне, и тянул какую-то бесконечно длинную песню. Слева от него стоял мешок, справа большой жбан с водой, в который он бросал вычищенную картошку. Эта работа не входила в обязанности дежурного, но Потапов, по доброте своей, отпустил наряд на вечеринку, а сам добровольно занялся картошкой.
Повара за плитой не было видно, но слышался хруст разрезаемых им вилков капусты. Повар, по прозвищу «Крокет», был не в духе. Только что приходила на кухню Варвара Кузьминична, врач заставы.
— Ну, до чего придира, до чего придира… Сам черт на нее не угодит, — ворчал Крокет. — Ты мясо принимал? — крикнул он дежурному.
— Ну, принимал, — отозвался Потапов.
— А чего молчал? Оно же свежее?
— С ней лучше не спорить. Она так… для пущей важности ругается.
— «Для пущей важности»… — передразнил повар. — В другой раз я потребую акт составить… Очень мне нужно, на самом деле… Если бракует, пускай бракует всерьез… — решил Крокет и успокоился.
Такое решение повар принимал каждый день после визита Варвары Кузьминичны, но дальше разговора дело не шло. Потапов знал, что и повар и врач в душе очень хорошо относились друг к другу, но по службе им приходилось ругаться. Варвара Кузьминична придирчиво относилась ко всему, что касалось еды: к чистоте, к продуктам, к питательности и разнообразию блюд. Повара это раздражало, он сам не менее ее был заинтересован в хорошей кухне и ко всякому замечанию относился как к личной обиде. Сегодня Варвара Кузьминична вздумала понюхать мясо и спросить, свежее ли оно. Было на что обидеться!
Между прочим, своей должностью и прозвищем «Крокет» повар был обязан тоже врачу. Два года тому назад, когда он пришел на заставу, на врачебном осмотре выяснилось, что раньше он работал заведующим рабочей столовой. Варвара Кузьминична, недовольная постановкой дела на кухне, доложила об этом начальнику заставы и настояла, чтобы новичка назначили поваром. Она же купила ему толстенную поваренную книгу. В книге было много замысловатых блюд, но почему-то для первого раза повар выбрал «картофельные крокеты». Бойцы заставы, узнав об этом, прозвали его «Крокет», тем более, что кушанье получилось неважное и никогда больше не готовилось.
Войдя в кухню, Назаров по запаху определил, что к ужину готовились свежие щи, а на второе, надо полагать, будет гуляш, раз дежурный чистит картошку.
Передав дежурному распоряжение начальника, конвоир стал ждать, пока тот нальет в чайник чаю, нарежет хлеба, а в котелок положит что-нибудь закусить.
Получив котелок и чайник, Назаров вернулся в канцелярию. Дверь оказалась запертой. Назаров постучал. Никто не откликался. Поставив котелок и чайник на пол, конвоир постучал сильней. Прислушался. Около самой двери раздался хриплый стон. Затем он услышал, как кто-то возится около задвижки. Наконец задвижка щелкнула, и дверь открылась.
Лейтенант стоял на коленях около двери и держался рукой за скобу. Назаров подхватил его под мышки и поднял.
— Товарищ начальник… чего это… где он?
Лейтенант, обняв бойца за шею, с трудом дошел до кровати писаря.
— Тревогу… — хрипло сказал он.
Назаров выскочил из канцелярии.
В самый разгар русской пляски под фокстрот в ленинский уголок ворвался Назаров и во весь голос закричал:
— Тревога-а!
На мгновение все застыли, затем красноармейцы бросились к дверям. Не успел Назаров подбежать к политруку, как в комнате уже не осталось ни одного человека в красноармейской форме.
— Товарищ политрук, нарушитель бежал… Лейтенант в канцелярии на полу был… — уже в коридоре докладывал Наваров.
Девушки сбились в кучу и перешептывались.
По коридору застучали сапогами бежавшие бойцы.
— Первое отделение, станови-ись! — раздалась команда.
— Живей, живей!.. Кто там еще копается!
Щелкали затворы винтовок. Звякали пряжки ремней. Голос старшины доносился с улицы:
— Маслов, патроны раздавайте!
— Есть! Лукин за меня остается.
В ленинский уголок бойцы вкатили пулемет. Вслед за пулеметом влетел Яковенко, уже переодетый в военное; он бросился к своему «максиму».
— Не тронь… подготовлен, подготовлен. Сальники сам наматывал…
— Все на месте? — спрашивал больше для порядка командир пулеметного отделения, оглядывая бойцов.
В коридоре Маслов уже раздавал патроны выстроившимся бойцам.
Все стояли особенно подтянуто, чувствуя, что тревога не учебная.
— Слушай мою команду! — крикнул старшина в конце коридора. — Равняйсь!
Разговоры сразу прекратились. Шарканье ног равнявшегося строя с правого фланга покатилось на левый и оборвалось. Наступила тишина. С момента объявления тревоги прошло не больше минуты.
— Смирно!
Одним движением бойцы повернули головы и выдвинули вперед себя винтовки. Свет лампочки заиграл на штыках. Выждав секунды три паузу, старшина скомандовал:
— Вольно! Маслов, продолжайте раздавать патроны, — сказал он, повернулся и ушел в канцелярию.
В коридор вошел Васильев, ведя на поводу Мазепу. Собака радостно махала хвостом и повизгивала от нетерпения. Общее настроение передалось и ей.
Старшина, высунув голову из-за дверей, крикнул:
— Пулеметчикам получить запасные ленты на складе!
Красноармейцы переглянулись. Командир пулеметного отделения, оставив за себя Яковенко, побежал в склад.