етское правительство, по этому плану, являлось как бы держателем и собственником всех акций этого комбината, и оно назначало правление, на известный срок, через Высший Совет Народного Хозяйства, с предварительного одобрения Организационного Бюро коммунистической партии, иными словами, генерального секретаря ВКП. Как это ни покажется странным, многие «буржуи», у которых все национализировали и у которых даже отняли право на хлебный паек, потом оказались во главе этих комбинатов. Однако, наряду с ними, назначались в члены правлений и видные члены ВКП, и члены профсоюзов соответственной отрасли промышленности, но они часто оказывались в меньшинстве. Управление этими комбинатами подчинялось общим законам Советского Союза. Производственные планы должны были представляться раз в году на одобрение ВСНХ. Я должен сказать, что впоследствии некоторые правления проявляли такую хозяйственную активность, что уже через год растрачивали весь свой капитал. Ленин (в одном из своих писем к Сокольникову, в феврале 1922 г.) указывал, что необходимо предавать суду членов правления трестов, которые пытаются объявлять себя банкротами.«Если мы, создав тресты и предприятия на хозяйственном расчете, - писал Ленин, - не сумеем деловым, купцовским способом обеспечить полностью свои интересы, то мы окажемся круглыми дураками». Будучи директором-распорядителем первого треста в Союзе, Северолеса, я как-то позвонил Шейнману, директору Госбанка, и просил его увеличить размер кредита для этого треста; в зимние месяцы мы тратили все деньги на заготовку леса на экспорт, который начинался лишь с открытием сезона навигации между Россией и Англией, а потому нам до весны всегда нужны были средства. Обращаясь к Шейнману по телефону, я сказал приблизительно следующее: - Пойдите нам навстречу и дайте нам лишних несколько миллионов аванса под лесные операции. На это последовал следующий ответ: - А, вы хотите, чтобы я пошел вам навстречу? Хорошо. Вот вы в Лубянском переулке, а я на Кузнецком. Мы выйдем дновременно и как раз встретимся на Лубянке. Подходит вам это место встречи? Игривая ирония эта была, в некотором роде, неподдельной угрозой: Лубянка - знаменитая Лубянская Площадь - была символом ВЧК, впоследствии ГПУ, центральное управление которой там находилось… В этом ответе звучали нотки того отношения к правлениям трестов, которое впоследствии не раз проявлялось со стороны высшей власти. Когда новые проекты стали известны в Северной области - основном районе лесных заготовок, - они вызвали небывалое возбуждение среди местных советских работников. Они стали говорить, что «Либерман под сурдинку пытается восстановить капиталистический режим» и что все мои планы, пожалуй, продиктованы какими-то «особыми» интересами. Об этом заговорили вскоре и в союзе деревообделочников, и тогда из всего северного района посыпались протестующие телеграммы на имя Ленина. Мы стали на каждом шагу встречать затруднения и помехи со стороны тех людей и тех органов, которые, будучи вынуждены подчиниться новой экономической политике Ленина, все же чуяли в ней что-то некоммунистическое. Они вечно подозревали, доносили, расследовали и ставили нам палки в колеса. Порою в этом проявлялся глухой протест местных органов власти против централизующего влияния Москвы; порою здесь сказывалось влияние московского ГПУ, с его недоверием к «буржуазным спецам». Если бы не доверие и поддержка со стороны высших носителей власти, дело не двинулось бы с места, но Ленин и его сотрудники поддержали меня, и мы приступили к работе на новых основаниях. Мы начали с того, что упразднили старые названия отдельных лесных заводов по имени их хозяев, и вместо этого дали каждому из них порядковый номер. Это было отчасти необходимо потому, что, экспортируя лесные материалы, мы все еще рисковали судебными процессами: бывшие владельцы предприятий, приглашая в качестве свидетелей капитанов пароходов, доставлявших товар за границу, накладывали арест на товар. Помимо этого, с перенесением машин с одного завода на другой, старое название теряло всякий смысл. Мы встретили неожиданное сопротивление, во-первых, со стороны старых служащих и инженеров, которые раньше привыкли гордиться своей службой на таком-то заводе, владелец которого часто был известен по всей России и за границей. Иные из них были, к тому же, связаны обещанием, данным хозяину, сохранять все по-старому до его возвращения. Но сопротивление оказывали нам, с другой стороны, и местные советские органы, в частности ГПУ. Оно видело козни во всем и обвиняло нас в перевозе оборудования на те заводы, которые принадлежали иностранцам и которые теперь будут находиться в привилегированном положении. В качестве курьеза упомяну, что архангельское ГПУ чуть ли не создало целое дело о том, как «агенты Либермана» отдают оборудование тем заводам, к которым благоволят; а таковыми оказывались, естественно, заводы, принадлежавшие иностранцам, которые и раньше были лучше оборудованы. Выходило, что мы помогаем иностранному капиталу против советской индустрии. Председатель ВЦСПС, Михаил Томский, игравший уже в то время большую политическую роль (он был членом Политбюро), вызвал меня к себе для объяснений. Я нарисовал ему подробную картину хаоса и маразма, царствовавших в лесной промышленности севера, и рассказал о тех проектах, которые, по моему мнению, одни только и могли спасти все дело. Положение за границей, говорил я Томскому, для нас неблагоприятно, и не так-то легко будет нам прорваться сквозь кольцо блокады. Иностранные покупатели питают к нам недоверие. Эти антисоветские настроения разжигаются бежавшими за границу прежними русскими лесопромышленниками. Скептическое отношение Англии поддерживается еще и особой политикой скандинавских стран. Швеция, старая конкурентка России на английском рынке, делает все возможное для того, чтоб в зародыше убить сделки с советской властью. Ее агенты в Англии, а также и специальная пресса, заявляли, что, если английские покупатели, заключив сделки с советским правительством, впоследствии останутся с пустыми руками, то скандинавские продавцы категорически откажутся поставлять им лес. Эта угроза не могла не произвести впечатления, потому что никто в Европе не был уверен в нашей способности выполнить контракты. Надо было считаться с мощным влиянием, так называемых,«брокеров» на английский лесной рынок - они являются и посредниками, и распределителями, и финансистами - и следовало предпринять ряд серьезных и радикальных мер для доказательства внешнему миру нашей способности выполнить на сто процентов принятые на себя обязательства. Осуществление предложенного мною проекта, говорил я далее Томскому, произведет перелом к лучшему в настроении рабочих севера. После ухода англичан из Архангельска, местное население восторженно приветствовало советскую власть, но обострение продовольственного кризиса вызвало недовольство и брожение, Отразившиеся на производительности труда. Необходимо в спешном порядке закупить продовольствие за границей и доставить его в этот район. В результате длинного разговора, я заручился полной поддержкой Томского. Увы, это ни в какой степени не изменило оппозиционного отношения профсоюза деревообделочников и «власти на местах», с сопротивлением которых приходилось еще долго считаться. Несколько забегая вперед, отмечу, что через некоторое время нам удалось продать русский лес в Англии, закупить продовольствие и орудия производства и еще до закрытия навигации привезти их в Архангельск. Начали раздавать новые пищевые пайки не только рабочим, но и крестьянам, работавшим на лесозаготовках. В тогдашних условиях голода и нищеты, прибывшие из-за границы продукты вызвали большое оживление и одобрение; работа пошла быстрым темпом. Рабочие окрестили этот паек «либермановским пайком». Уже в первую навигацию, т. е. за одно лишь лето 1921 года, мы успели вывезти товару на несколько миллионов фунтов, и на одном из заседаний Совнаркома Шейнман, председатель Государственного Банка, заявил : - Фонд Государственного Банка фактически был создан по инициативе и благодаря усилиям Северолеса и тов. Либермана. Но немало еще вставало затруднений на пути разумной работы, - затруднений, подчас непреодолимых… Некоторые из них объяснялись сложностью положения, создавшегося в результате НЭП'а. Государство постепенно превращалось в заправского хозяина; в фабричных конторах и трестах оперировали рублем и копейкой, экономили, торговались за границей из-за цен, - словом, во многих отношениях выполняли ряд функций частного промышленника. И вот, сразу же встали вопросы о капитале и труде, о заработке рабочих, о праве их на продукт труда, то есть все те проблемы, которые лежат в основе социальных конфликтов и движений во всех капиталистических странах. Вот, например, что произошло в той области хозяйства, где я работал. При капиталистическом режиме каждый частный лесопромышленник, калькулируя цену продаваемых продуктов, прежде всего учитывает свои расходы, а именно: 1) то, что он уплачивает землевладельцу за право вырубки и вывоза дерева из лесу - так называемая, лесная или земельная рента; 2) издержки на орудия, транспорт и т. д.; 3) расход на рабочую силу. Минимальная цена за лесной товар должна обеспечивать покрытие этих расходов. Все, что уд