аходиться в привилегированном положении. В качестве курьеза упомяну, что архангельское ГПУ чуть ли не создало целое дело о том, как «агенты Либермана» отдают оборудование тем заводам, к которым благоволят; а таковыми оказывались, естественно, заводы, принадлежавшие иностранцам, которые и раньше были лучше оборудованы. Выходило, что мы помогаем иностранному капиталу против советской индустрии. Председатель ВЦСПС, Михаил Томский, игравший уже в то время большую политическую роль (он был членом Политбюро), вызвал меня к себе для объяснений. Я нарисовал ему подробную картину хаоса и маразма, царствовавших в лесной промышленности севера, и рассказал о тех проектах, которые, по моему мнению, одни только и могли спасти все дело. Положение за границей, говорил я Томскому, для нас неблагоприятно, и не так-то легко будет нам прорваться сквозь кольцо блокады. Иностранные покупатели питают к нам недоверие. Эти антисоветские настроения разжигаются бежавшими за границу прежними русскими лесопромышленниками. Скептическое отношение Англии поддерживается еще и особой политикой скандинавских стран. Швеция, старая конкурентка России на английском рынке, делает все возможное для того, чтоб в зародыше убить сделки с советской властью. Ее агенты в Англии, а также и специальная пресса, заявляли, что, если английские покупатели, заключив сделки с советским правительством, впоследствии останутся с пустыми руками, то скандинавские продавцы категорически откажутся поставлять им лес. Эта угроза не могла не произвести впечатления, потому что никто в Европе не был уверен в нашей способности выполнить контракты. Надо было считаться с мощным влиянием, так называемых,«брокеров» на английский лесной рынок - они являются и посредниками, и распределителями, и финансистами - и следовало предпринять ряд серьезных и радикальных мер для доказательства внешнему миру нашей способности выполнить на сто процентов принятые на себя обязательства. Осуществление предложенного мною проекта, говорил я далее Томскому, произведет перелом к лучшему в настроении рабочих севера. После ухода англичан из Архангельска, местное население восторженно приветствовало советскую власть, но обострение продовольственного кризиса вызвало недовольство и брожение, Отразившиеся на производительности труда. Необходимо в спешном порядке закупить продовольствие за границей и доставить его в этот район. В результате длинного разговора, я заручился полной поддержкой Томского. Увы, это ни в какой степени не изменило оппозиционного отношения профсоюза деревообделочников и «власти на местах», с сопротивлением которых приходилось еще долго считаться. Несколько забегая вперед, отмечу, что через некоторое время нам удалось продать русский лес в Англии, закупить продовольствие и орудия производства и еще до закрытия навигации привезти их в Архангельск. Начали раздавать новые пищевые пайки не только рабочим, но и крестьянам, работавшим на лесозаготовках. В тогдашних условиях голода и нищеты, прибывшие из-за границы продукты вызвали большое оживление и одобрение; работа пошла быстрым темпом. Рабочие окрестили этот паек «либермановским пайком». Уже в первую навигацию, т. е. за одно лишь лето 1921 года, мы успели вывезти товару на несколько миллионов фунтов, и на одном из заседаний Совнаркома Шейнман, председатель Государственного Банка, заявил : - Фонд Государственного Банка фактически был создан по инициативе и благодаря усилиям Северолеса и тов. Либермана. Но немало еще вставало затруднений на пути разумной работы, - затруднений, подчас непреодолимых… Некоторые из них объяснялись сложностью положения, создавшегося в результате НЭП'а. Государство постепенно превращалось в заправского хозяина; в фабричных конторах и трестах оперировали рублем и копейкой, экономили, торговались за границей из-за цен, - словом, во многих отношениях выполняли ряд функций частного промышленника. И вот, сразу же встали вопросы о капитале и труде, о заработке рабочих, о праве их на продукт труда, то есть все те проблемы, которые лежат в основе социальных конфликтов и движений во всех капиталистических странах. Вот, например, что произошло в той области хозяйства, где я работал. При капиталистическом режиме каждый частный лесопромышленник, калькулируя цену продаваемых продуктов, прежде всего учитывает свои расходы, а именно: 1) то, что он уплачивает землевладельцу за право вырубки и вывоза дерева из лесу - так называемая, лесная или земельная рента; 2) издержки на орудия, транспорт и т. д.; 3) расход на рабочую силу. Минимальная цена за лесной товар должна обеспечивать покрытие этих расходов. Все, что удается выручить свыше этого минимума, составляет обычную прибыль. Но как надлежало поступить теперь, когда в государстве установилась «власть пролетариата», а частных промышленников больше не было? Доля цены, составлявшая раньше прибыль, оставалась свободной, землевладельцев, притязавших на земельную ренту, больше не существовало, - поэтому себестоимость товара приходилоось исчислять по новому способу. В каждом хозяйственном учреждении руководящие посты принадлежали рабочим и коммунистам, и при вопросе о цене большое значение имел голос профессиональных союзов. И вот профсоюзы встали на примитивную, хотя и вполне понятную в тех условиях, точку зрения: с отменой прав капитала рабочим принадлежит прибыль промышленника, с одной стороны, и рента землевладельца, с другой. Рабочие никак не могли и не желали понять, что, поскольку государство заменило собой капитал, некоторые отчисления необходимы в пользу того же государства. Всякие попытки таких отчислений они рассматривали, как антирабочие тенденции; а если подобные требования предъявлялись некоммунистами, рабочие видели в этом проявление «буржуазной идеологии». Однако, государство, сделавшись хозяином, естественно, не могло согласиться с такими выводами. К нам, в управление лесной промышленности, регулярно являлись представители Наркомата Земледелия, ставшего наследником всех прежних землевладельцев; Наркомзем предъявлял свои права на уплату за лес. Затем к нам приходили представители Государственного Контроля для ревизии всех операций, включая и калькуляцию, и говорили нам с иронией и упреком: - Посмотрите, как вы плохо хозяйничаете. Прежний заводчик умел покрывать из цены и ренту землевладельца, и еще вырабатывал для себя немалую прибыль. А вы свободны от этих обязательств, и все-таки не способны свести концы с концами, и даже Госбанку не можете уплатить вашего долга, как условленно… После такой критики нам ничего не оставалось, как экономить на заработной плате, ибо иначе мы, действительно, не имели возможности свести концы с концами. Но спорить с рабочими было опасно, особенно для меня и других «спецов»: ведь в нас они видели представителей капиталистической эксплоатации. Поэтому я решил обратиться к Ленину, и после моего второго возвращения из Лондона - это было в середине или конце 1921 года - попросил о свидании с ним. Мне сейчас же был назначен прием, и я рассказал Ленину о наших затруднениях. - За границей имеется конкуренция других продавцов леса, в особенности из скандинавских стран, поэтому мы не можем произвольно подымать цены. Здесь, в Москве, за нами строго наблюдают государственные учреждения, а Госбанк требует аккуратного выполнения наших обязательств, т. е. возвращения ему заграничной валюты, вырученной за лес, из нормального расчета по 1 английскому фунту за 1 советский червонец. Нам приходится поэтому вырабатывать строгую калькуляцию, принимая во внимание стоимость лесного сырья, оплату рабочих и т. д. Профсоюзы, ссылаясь на теорию Маркса, заявляют нам, что весь продукт труда должен идти на оплату рабочей силы, с вычетом разве лишь на амортизацию машин и на транспорт, так как заводы теперь национализированы, а лесные угодья принадлежат государству. Ленин меня слушал очень внимательно, и ясно было, что он находится в большом затруднении. Он превосходно понимал правильность экономического расчета, необходимость строгой калькуляции и важность отчисления некоторой суммы из цены продукта в пользу государства. С другой стороны, он не хотел - да и по всем условиям того времени не мог - выступить против рабочих и заявить, что их упрощенное понимание марксизма ведет к бесхозяйственности и что они должны, несмотря на низкую заработную плату, согласиться еще и на вычеты в пользу государства. Поэтому он начал сперва отделываться ссылкой на «переходный период»- в этом аргументе было много туману, но он часто прибегал к нему, чтобы провести необходимые реформы. - Ведь мы живем, - говорил Ленин, - в переходное время. Мы начинаем строить социализм. Для подготовки страны к социализму, нам нужно ее электрифицировать; для электрификации нужны деньги; лес является нашим природным богатством, которое мы превратим в деньги для электрификации страны. Смысл слов Ленина был тот, что Советское государство должно по-прежнему взыскивать оплату за лесное сырье. Но это будет не рента в пользу землевладельца, а особый фонд, который государство будет возвращать хозяйству же путем электрификации страны. - Нам теперь надо калькулировать цены наших продуктов, - говорил он еще, - иначе, чем раньше: не снизу вверх, а сверху вниз. Раньше лесопромышленник исходил из твердых данных -