, как поставить на этих предприятиях рационально-организованное государственное хозяйство. - Рациональное хозяйство? - спрашивал мой собеседник. - Вот это мне и представляется сомнительным. Посмотрите, вот у нас в Германии образована была правительством «Комиссия по социализации», которая занялась, в первую очередь, вопросом о национализации угольных копей. Она пригласила ряд видных лиц в качестве экспертов и выслушала их мнение. Среди них был и Вальтер Ратенау, германский король электро-индустрии, очень образованный и выдающийся человек, к тому же и демократ левого толка. Он высказался, однако, против национализации по следующим соображениям: - Так вот, г. Либерман, не случится ли того же и с вашей русской лесной промышленностью после национализации? - У нас положение иное, - отвечал я. - В Советской России национализирована не одна только отрасль, а вся индустрия, поэтому у талантливых специалистов, бывших лесопромышленников, нет возможности искать применения своим силам в других сферах хозяйства. Помимо этого, они все постепенно вошли в государственную хозяйственную работу. До сих пор, пока царила система «военного коммунизма», эти люди играли второстепенную роль, так называемых, «консультантов» в разных учреждениях. Это не давало им удовлетворения, не предоставляло им того широкого простора для их деятельности, к которому они привыкли и на который, по своим способностям, они имеют право. Но когда советское правительство пригласило их на руководящие посты в больших лесных трестах, которые созданы или создаются, они приняли это предложение с большой радостью. Они и сейчас уже работают не за страх, а за совесть. Они целиком отдают себя этой работе, и мы можем ожидать в новых условиях высокой продуктивности как их личного труда, так и всей руководимой ими лесной индустрии. - Внесет ли, однако, - спрашивал дальше Стиннес, - эта новая форма «треста» такое радикалльное изменение в систему хозяйства и в настроения прежних промышленников? Ведь они будут попрежнему чувствовать на себе огромное давление государства, которое руководствуется совершенно чуждыми им соображениями и направляет дело сообразно непривычным для предпринимателей принципам и формам калькуляций, прибыли и т. д. Я и с этим не мог согласиться и возражал: - Раньше русские банки - совершенно так же, как банки во всем мире - были, в сущности, высшими хозяевами над рядом промышленных предприятий и предписывали директорам очень многое, что эти директора, так же как и владельцы предприятий, считали нерациональным. Теперь хозяином сделалось государство. Подчиняться его руководству будет не труднее, чем прежнему руководству банков. А помимо того, вместе с НЭП'ом вернулась в русское хозяйство и вся система точного хозяйственного расчета, строгой калькуляции - словом, все то, что эти хозяйственники считают элементарным условием рациональной экономики. Ленин вполне сознает, что к этим выдающимся хозяйственникам надо относиться по особенному; он предписывает всей государственной машине обращаться бережно с этим ценным человеческим капиталом; своим коммунистам он внушает, что надлежит учиться у этих специалистов и что следует окружать их вниманием, какого они заслуживают. Едва ли я убедил своего собеседника. Такие вопросы решаются не в беседах, а годами исторического опыта. Что же касается меня, то я считал - да и сейчас еще считаю - в принципе правильным то, что я ему высказывал. Не могу не упомянуть, однако, что почти все эти специалисты, бывшие лесопромышленники, кончили довольно плохо. Через несколько лет, когда лесное хозяйство уж было более или менее налажено, они были привлечены к суду по разным процессам, а с некоторыми из них расправились и без процессов. Ставились им в вину поступки из далекого прошлого либо же неизбежные промахи их административного аппарата и т. д. * * * После заключения торгового соглашения с Англией в 1921 г., наша хозяйственная деятельность в Лондоне в 1922-24 гг. развивалась благоприятно, и в течение нескольких лет мы одерживали большие победы на европейских рынках. Подписанные нами договора мы полностью выполняли; качество товара с каждым годом улучшалось; вычеты, которые покупатели имели право делать за брак, сократились в течение немногих лет с 15-20% до 1-1,5%. Вскоре после того как началась наша деятельность в Англии, мне удалось добиться кредита в одном из крупнейших лондонских банков, у «Ллойде Бэнк». Кредит был дан в полмиллиона фунтов стерлингов - это был максимум для советских сделок, - а через год он был повышен до миллиона фунтов. Известие о кредитном соглашении вызвало сенсацию в лондонском деловом мире, и, представляя меня своим знакомым, лондонцы говорили: «Это тот самый, который добился кредита для Советской России». Вспоминается мне, как по предложению правого члена французского Сената, графа Люберзака, я был вызван в качестве директора Северолеса в Париж, где впервые встал вопрос о заключении сделки на сумму около ста миллионов франков. Приходилось преодолевать, конечно, сильную оппозицию. Когда, наконец, благодаря всевозможным влияниям и связям, удалось добиться принципиального согласия, в одной из консервативных газет появилась статья за подписью правого депутата, председателя комиссии по иностранным делам. Председатель комиссии писал в статье о том, что он получил письмо, доказывающее, как важно для Франции использовать русский лес для восстановления районов, разрушенных во время войны 1914-1918 гг. Автор статьи закончил ее следующей фразой:«Хоть я и отношусь непримиримо к советской системе, однако, это предложение (содержавшееся в письме) имеет много аргументов в свою пользу, и я его поддерживаю». Но цитируемое им письмо он сам и составил. После этого сделка состоялась. В этой связи мне кажется интересным остановиться более подробно на том, как нам удалось наладить контакт с французскими промышленными кругами. Во время одной из моих встреч с Гуго Стиннесом, он меня познакомил с молодым швейцарцем, неким X. Человек этот, еще до войны 1914 года, попал в качестве репетитора в дом бывшего председателя Государственной Думы Родзянко. Во время войны, когда Родзянко стал активно содействовать русскому Красному кресту, он привлек к работе этого швейцарца в качестве секретаря, тем более, что центральная организация Красного креста находилась в Швейцарии. На почве этой работы X. сблизился впоследствии со знаменитым Фритьофом Нансеном, у которого он старался пробудить интерес к организации помощи русским беженцам и голодающему населению внутри России. Благодаря этому, X. не только добился разрешения на въезд в Россию, но получил также возможность быть посредником в установлении деловых связей Советской России с рядом известных лиц в Европе. Когда мы встретились с X., он высказал мне свои соображения по поводу возможных попыток налаживания отношений между Россией и Францией. Россия, говорил X., не имеет никакого контакта с Францией, и пока вопрос о государственных долгах не будет разрешен, отношение к ней во Франции будет враждебным; с другой стороны, без установления дипломатических сношений с Францией, Россия останется изолированной, так как Франция играет доминирующую роль в европейской дипломатии. В этом деле левые французские группировки, хотя они и симпатизируют России, мало могут помочь. И вот X. предлагал довольно сложную,«авангардную»атаку для установления предварительного контакта. Фирма Гуго Стиннеса, рассказал X., в связи с поставками по репарациям, находится в тесных деловых отношениях с известной французской семьей графов де Люберзак. В семье этой есть три брата, из которых каждый занимает видное положение: Жак возглавляет монархическую группу Сената и стоит во главе кооператива по восстановлению разрушенных северных департаментов Франции; Одон стоит во главе крупного коммерческого и банкирского дома - связанного с аргентинским банковским капиталом - и в то же время ведет крупные операции по ввозу во Францию английского угля; третий брат, Жан, известен тем, что, в качестве офицера Второго бюро, попал в Россию и там сумел установить контакт с некоторыми представителями советской власти. Все репарационные поставки Гуго Стиннеса из Германии во Францию шли через фирму Одона де Люберзака и направлялись в кооператив, во главе которого стоял Жак де Люберзак. X. был фактически связующим звеном между Стиннесом и Люберзаком. План его, в свете этих предварительных «пояснений», сводился к следующему: Для восстановления северных департаментов нужен лесной строительный материал. Французскому правительству можно легко доказать, что русская сосна наиболее долговечная и прочная порода дерева и что для русского леса должен быть открыт французский рынок - даже при отсутствии торгового договора и дипломатических сношений между обеими странами. Стиннес купит этот лес у Советов, против поставки деревообделочных машин и других орудий производства, и сдаст этот лес кооперативу Люберзака. Однако, контракт с Россией должен быть также подписан и Люберзаком, для того чтобы Россия могла потом рассчитываться непосредственно с Францией. Главная трудность была только в том, что лес, ввозимый во Францию из страны, с которой нет торгового договора, должен был бы оплачиваться вчетверо большей пошлиной. Однако, благодаря связям и влиянию таких лиц, как Люберз