Для Ленина, Уркарт - этот англичанин-миллионер - был олицетворением мирового капитала, нажившегося на эксплоатации русских рабочих и стремящегося к возвращению себе прежних прав и привилегий. Поэтому Ленин и играл с Уркартом, как кошка с мышью, то привлекая его обещаниями, то отталкивая своей непримиримостью. Он любил говорить на митингах об Уркарте и его предприятиях, всегда связывая эту экономическую тему с политикой английского правительства.
Но дело Уркарта, после его отъезда из Москвы в Лондон, как-то заглохло. Никаких переговоров в Лондоне он не вел, явно уклоняясь от принятия предлагаемых ему условий.
Я присутствовал на одном заседании СТО, где должен был разбираться связанный с моей деятельностью вопрос о смешанных обществах. До начала заседания шли частные разговоры между присутствующими. Ленин, как обычно, обложенный открытыми книгами, перебрасывался отдельными замечаниями с Рыковым, Томским, Шейнманом и другими. Тут же был и Моисей Фрумкин, заместитель Красина во Внешторге, человек с острыми, бегающими глазками, подстриженной бородкой, черными волосами и, как всегда, в косоворотке. Умная усмешка появилась на его лице, когда он услышал, как Ленин спросил, обращаясь ко всем вместе и ни к кому в частности:
- Что стало, собственно, с Уркартом? От него ни слуху ни духу. А он ведь наговорил нам здесь столько любезностей, что, казалось, он вот-вот подаст заявление о вступлении в коммунистическую партию! Раздался насмешливый голос Фрумкина.
- Знаете, Владимир Ильич, я вам по этому поводу расскажу еврейский анекдот, пока не началось заседание. Одна еврейка, муж которой уехал и долго не возвращался, сильно горевала и, по совету друзей, обратилась к раввину с вопросом: когда вернется ее муж? По обычаю, ее не пустили лично к самому раввину, а свою записку с изложением вопроса и с приложением пятидесяти копеек она передала служителю, который вынес ей ответ:«Муж вернется через две недели, иди домой и готовься к его приезду». Прошло и две недели, и четыре недели, а мужа все нет. Жена вновь отправляется к раввину, опять платит пятьдесят копеек и снова получает тот же ответ:«Через две недели муж вернется». Но когда прошел и месяц, и два, а мужа нет как нет, возмущенная жена потребовала личного свидания с раввином. Тот поговорил с ней и дал ей окончательный ответ:Твой муж к тебе не вернется». Выйдя от раввина, женщина набросилась на служителя с упреками. «Я тебя не обманывал, - сказал тот, - я давал тебе те ответы, какие я получал от раввина». - «Но почему же он раньше говорил, что муж вернется?». - «Но ведь раньше-то он тебя не видел!» - Так вот, Владимир Ильич, - продолжал Фрумкин, - вы понимаете… Уркарт нас раньше тожее не видел. Он никогда не вернется.
Раздался взрыв хохота. Ленин смеялся вместе со всеми, но потом уткнулся в книгу, ничего не сказав. Видно было, что, в связи с шуткой, он о чем-то вдруг серьезно задумался. Она, кажется, произвела на него более сильное впечатление, чем того хотел сам Фрумкин.
Уркарт уехал из Москвы, не подписав договора. Решено было, что дальнейшие переговоры он будет вести через советского представителя в Лондоне - Красина. У Красина с Уркартом отношения установились совсем не те, что у Ленина. Красин часто встречался с Уркартом - притом не только на деловой почве - и был близок со всей его семьей. Семья Красина часто проводила викенд в имении у Уркарта, который очень заботился о детях Красина. Конечно, в Москве, где за каждым шагом Красина зорко следили, это ставилось ему в вину его противниками из Наркоминдела и ГПУ.
Биржевой ажиотаж вокруг уркартовских акций и личная близость между Красиным и Уркартом вызвали распространившиеся по Лондону слухи, будто и русские-большевики сумели нажиться на колебаниях бумаг. Относительно Красина я могу категорически утверждать, что это совершенно не соответствует действительности.
После перерывов и осложнений Уркарт и Красин подписали концессионный договор 9-го сентября 1922 года. Красин при этом заявил Уркарту, что окончательная санкция должна быть дана из Москвы, в особенности в связи с вопросом о рабочем контроле и о распространении законов о труде на эту концессию. Нет сомнения, конечно, что еще до подписания договора Красин получил соответствующие указания от Ленина и что эту оговорку он сделал по требованию Москвы.
Но тут в область этого экономического вопроса ворвались большие политические события. Осенью 1922 года была созвана международная Лозаннская конференция для урегулирования всех проблем, связанных с Турцией. Хотя вопрос о Турции, о Черном море и Дарданеллах представлял всегда очень большой интерес для России, советского правительства в Лозанну не пригласили. Это обстоятельство сильно испортило отношения Москвы с Лондоном. Совет Народных Комиссаров принял поэтому 5-го октября постановление: в связи с недружелюбным актом английского правительства, концессионный договор с Лесли Уркартом отклонить. Тем навсегда и закончились переговоры об этой столь нашумевшей концессии.