— Ну, вот видите, как это нехорошо вышло, — опечалилась великая княжна, — смотрите, смотрите они ушибутся, да и тарелка разбилась.
— Успокойтесь, ваше императорское высочество, мы не ушиблись, — отвечали вскочившие на ноги кадеты, — а что тарелка разбилась, то это к нашему благополучию, мы соберем её черепки и будем хранить их на память нынешнего счастливого для нас вечера.
И кадеты, действительно, собрали черепки и разделили их поровну между собою.
Николай Павлович, смотря на сцену «шарапа», смеялся от души, когда же заметил, что два кадетика стали пререкаться из-за спорного черепка, погрозил и сказал: «дети, не ссориться!»
Спустя несколько времени, когда кадеты играли и резвились с великими князьями на площадке близ балкона, государь подозвал старшего и, посмотрев на часы, спросил:
— Когда и где приказано им собираться?
Моряки столпились все около балкона и отвечали:
— За полчаса до зари, ваше императорское величество, на угловом плашкоуте казенной пристани.
— Однако не время ли вам собираться, а то, пожалуй, опоздаете.
Моряки отвечали наперебой:
— «Нет, ваше величество, не опоздаем», говорил один. «Мы теперь живо долетим до плашкоута», добавил другой, «мы еще и выкупаться успеем…» перебивал третий; «а когда сядем в катер, чтобы согреться, будем усиленно гресть», добавлял четвертый.
— Ну, а как приедете, тотчас спать ляжете?
— Нет, государь, какой же тут сон! нам спать не дадут товарищи, будут расспрашивать, что мы видели, что нас спрашивали, как мы отвечали. Нас целую неделю будут расспрашивать о сегодняшнем дне.
— Ну, дети, прощайте, кланяйтесь товарищам, — сказал ласково государь и поклонился морякам.
— Ваше величество, позвольте нам опять прийти сюда, — заговорил было один из самых младших кадет.
— Ну, это не от меня зависит, — перебил его Николай Павлович смеясь, — просите разрешения своего начальства, а то, пожалуй, мне и за сегодняшнее достанется, если вы явитесь не вовремя, или не в порядке.
Великий князь Михаил Павлович и подпоручик Симанский
Однажды, в начале сороковых годов, на Морской портовой гауптвахте стоял в карауле подпоручик финляндского полка Симанский. Так как в течении дня у него в карауле всё обстояло благополучно, происшествий и перемен никаких не было, то традиционный вечерний рапорт, составленный, по обыкновению, старшим унтер-офицером, он подписал и отослал в комендантское управление, не читая. Обстоятельство это прошло бы, как всегда, без всяких последствий, если бы великий князь Михаил Павлович, вследствие какой-то неточности в комендантском рапорте, не потребовал к себе в тот вечер всех подлинных вечерних рапортов караульных начальников. Безграмотность и неразборчивость рапорта подпоручика Симанского поразила его и он приказал представить ему «этого — как он выразился, — автора клинописи», по смене его с караула.
— Это твой рапорт? — обратился великий князь к явившемуся к нему утром подпоручику.
— Мой, ваше императорское высочество, — отвечал офицер.
— Прочитай!
Подпоручик Симанский развернул рапорт и, к ужасу своему, не мог разобрать написанного.
— Ты где учился?
— В школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров, ваше императорское высочество.
— Кто преподавал русскую словесность?
— Профессор Плаксин, ваше императорское высочество.
— А каллиграфию?
— Преподаватель Шлезингер, ваше императорское высочество.
— И у таких учителей ты не мог научиться как следует писать по-русски!.. отправляйся под арест!..
И великий князь Михаил Павлович приказал коменданту арестовать подпоручика Симанского на две недели, а профессора Плаксина и преподавателя Шлезингера каждого на три дня.
Великий князь Михаил Павлович и коннопионеры
Однажды во время лагерного сбора под Красным Селом, великий князь Михаил Павлович, перед маневрами, приехал в лагерь и остановился в красносельском дворце. Тотчас по приезде, он потребовал от всех частей войск, в лагере находившихся, полковых адъютантов, для отдачи им приказаний. Первым прискакал адъютант коннопионерного дивизиона, подпоручик Борщов. День был жаркий и великий князь в расстегнутом сюртуке сидел на эстраде с двумя-тремя генералами за столом и пил какой-то прохладительный напиток.
— А, Борщов! Это ты! — встретил ласково Михаил Павлович молодого офицера. — Что, жарко? Не хочешь ли прохладиться?