Об интимной жизни мужчины и женщины любой человек знает достаточно, полагала Кристина, так что лишний раз затрагивать эту тему не нужно[54]. Если же подобный разговор по тем или иным причинам становится публичным, вести его следует в уважительной манере, вежливо и достойно[55], а не заставлять окружающих (особенно представительниц слабого пола) краснеть от смущения[56]. Она отвергала исполненные женоненавистничества рассуждения Жана де Мена, опираясь на собственный опыт — опыт женщины, которая знает о любви и супружестве значительно больше, нежели клирик, в силу своего социального статуса совершенно не разбиравшийся в подобных сюжетах, а потому судивший о них понаслышке[57]. По мнению поэтессы, автор «Романа о Розе» использовал для описания сексуальной жизни своих современников обсценные слова и выражения потому, что был буквально «одержим плотским»[58], и эта его невоздержанность полностью извратила изначальный замысел — создать «зерцало нравственности» (miroiter de bien vivre), как в своем трактате именовал «Роман о Розе» Жан де Монтрей[59].
Не менее активным участником данной литературной дискуссии стал и канцлер Парижского университета Жан Жерсон. Любопытно отметить, что в его устных выступлениях, письмах и прочих сочинениях, посвященных критике «Романа о Розе», тема публичного обсуждения интимной жизни также заняла одно из центральных мест.
Особенно показательным с этой точки зрения являлся созданный в мае 1402 г. трактат «Видение о ‘Романе о Розе’», в котором этот вопрос получил свою оригинальную трактовку. Жерсона волновало не только то, что Жан де Мен совершенно открыто и крайне подробно писал о «постыдных» частях человеческого тела. Еще больше его возмущало превратное представление о морали в целом: вызывающее отрицание целомудрия и священных уз брака, призыв к свободной («безумной» в его терминологии) любви, к «продаже» своего тела невинными девушками любому встречному, будь то светский человек или клирик, к греху сладострастия, к сексуальным отношениям вне брака[60].
Жерсон полагал, что ни говорить, ни писать о подобных греховных сюжетах нельзя, тем более — нельзя их изображать[61]. Эти вопросы являлись, с его точки зрения, «священными и сакральными» (sainetes et sacrées), выносить их на публичное обсуждение означало подвергать их осмеянию, обесценивать их смысл[62]. Любой человек, ведущий себя столь неподобающим образом, по мнению канцлера, совершал тяжкое преступление «подобное убийству, воровству, мошенничеству или похищению [людей]»[63], поскольку лишь тяга к сладострастию способна оказать на людские души столь сильное воздействие — тем более, с помощью слов и изображений[64].
Именно свободная любовь, за которую так ратовали Жан де Мен во второй части «Романа о Розе» и его поклонники, парижские интеллектуалы начала XV в., лежала, по мнению Жерсона, в основе всех прочих несчастий — «любого зла и любого безумия» — которые только могли происходить с людьми[65]. Она вела к полному разрушению нравов и, как следствие, к впадению в ересь[66].
Та же тема последовательно развивалась в серии проповедей Роеnitemini, с которыми прославленный французский теолог выступил 17, 24 и 31 декабря 1402 г. в церкви Сен-Жан-ан-Грев в Париже. Жерсон вновь возвращался здесь к вопросу о «постыдных книгах» и изображениях, которые достойны лишь уничтожения[67]. Однако основное внимание он уделил размышлениям о том, при каких условиях в принципе возможно публично обсуждать интимную жизнь людей и — особенно — «сокровенные» части их тел, отмечая, что подобные разговоры в целом совершенно неприличны[68] и даже супругам не следует их вести друг с другом[69]. Тем не менее, канцлер допускал, что данную тему вполне могут затронуть бродячие актеры на представлении, либо «мудрые и ученые люди» — например, врачи, пытающиеся узнать истинную причину болезни[70].
54
“Ne scet on comment les hommes habitent aux femmes naturellement? Se il nous narrast comment ours ou lyons ou oyseaulx ou autre chose estrange fust devenus, ce seroit matière de rire pour la fable, mais nulle nouvelleté en ce ne nous annonce” (Ibid. P. 164–165).
55
“Et, sanz faille, plus plaisamment et trop plus doulcement et par plus courtois termes s’en fust passé, et qui mieulx plairoient mesmes aux amans jolis et honnestes, et a toute autre vertueuse personne” (Ibid. P. 165).
56
“Et dont que fait a louer lecture qui n’osera estre leue ne parlee en propre fourme a la table des roynes, des princeces et des vaillans preudefemmes, a qui couvendroit couvrir la face de honte rougie?” (Ibid. P. 164).
57
“Et de tant comme voirement suis femme, plus puis tesmoignier en ceste partie que cellui qui n’en a l’experience, ains parle par devinailles et d’aventure” (Ibid. P. 163–164).
58
“Je suppose que
59
“Mirouer de bien vivre, exemple de tous estas de soy politiquement gouverner et vivre religieusement et sagement” (Ibid. P. 166).
60
“Et ce il fait par une vieille mauldite, pieur que diable, qui enseigne, monstre et en-horte comment toutes jeunes filles doivent vendre leurs corps tost et chierement, sans paour et sans vergoingne, et que elles ne tiengnent compte de décevoir ou parjurer, mais qu’elles ravissent tousjours aucune chose, et ne facent force ou dangier de se donner hastivement, tant quelles sont belles, a toutes vilaines ordures de charnalité, soit a clers, soit a lais, soit a prestres, sans différence” (Ibid. P. 300).
61
Возможно, Жерсон имел доступ к некоторым из иллюминированных рукописей «Романа о Розе». И хотя Э. Ланглуа утверждал, что в них присутствовало крайне мало обсценных миниатюр (Langlois Е. Op. cit. Р. 32), знаменитый французский теолог возвращался к данной теме еще неоднократно. Он осуждал «постыдные» иллюстрации к «Роману» и в письме Пьеру Колю (Talia deme), и в серии проповедей Poenitemini: см. прим. 58, 74. Он также посвятил им отдельное небольшое сочинение, где размышлял о вреде, который наносят подобные образы молодым людям:
62
“II… nomme les parties deshonnestes du corps et les pechiés ors et vilains par paroles sainctes et sacrées, ainssi comme toute telle euvre faist chose divine et sacree et a adourer, mesmement hors mariage et par fraude et violence; et n’est pas content des injures dessusdites s’il les a publié de bouche, maiz les a fait escrire et paindre a son pouoir curieusement et richement, pour attraire plus toute personne a les veoir, oÿr et recevoir” (Livre des epistres. P. 301–302). v
63
“Seule laidure est de pechier, du quel touttefois on parle un chascun jour par son droit nom,
64
“Et qui est pieur feu et plus ardant que le feu de luxure?… Maiz que plus art et enflamme ces âmes que paroles dissolues et que luxurieuses escriptures et paintures?” (Ibid. P. 307).
65
“Dont viennent conspiracions civiles, rapines et larrecins pour foie largesce nourrir, batardie ou suffocation d’enfans mornés, haines aussi et mort des maris, et, a brief dire,
66
“Dire le contraire seroit erreur en la foy, c’est assavoir dire que selonc droit de nature euvre naturelle d’omme et de femme ne feust pechié hors mariage” (Ibid. 318).
67
“C’est fort par especial que lire
68
“Ne se doit faire en publique pour les causes dessusdictes, et aussi doit estre vérité et honnesteté gardee es personnages” (Ibid. P. 182).
70
“Yci respont raison que parler proprement des choses se peut faire ou commencement par gouliardie; ou appert par soy enflamer a luxure; ou par maniéré de personnaige; ou par maniéré de doctrine entre gens saiges et adviséz et qui ne quierent fors la vérité des choses” (Ibid. P. 181); “Comme ung malade se monstrera tout nus a ung médecin pour soy gairir” (Ibid. P. 182).