Ни один другой столичный автор не сообщал о прошлой жизни Марты Броссье столь удивительных фактов, и мы вполне могли бы отнести эту мимоходом брошенную фразу к разряду уникальной информации о данном деле – информации, которую невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, а потому крайне сложно использовать в научных построениях[1117]. Следует, однако, заметить, что странное, на первый взгляд, замечание Пьера де л'Этуаля не являлось вымыслом, отражавшим слухи, циркулировавшие, возможно, в столице Франции весной 1599 г. Напротив, в его основе лежали вполне надежные сведения, происходившие из родного города семейства Броссье, Роморантена. Эти источники сохранились и поныне, а потому у нас есть редкая возможность узнать, какой была судьба Марты до приезда в Париж.
Более того, новые документы заставляют нас забыть – во всяком случае отчасти – весь политико-религиозный контекст интересующей нас истории и обратиться к, казалось бы, менее всего очевидному в данной ситуации вопросу: кем в действительности являлась эта девушка и как она превратилась в одержимую? Ибо брошенная мимоходом фраза Пьера де л'Этуаля оказывается тем самым ключом, который открывает нам дверь в совсем другую, частную жизнь Марты Броссье…
Материалы, проливающие свет на историю нашей героини до ее прибытия в Париж, до сих пор не изданы. Они хранятся в Национальной библиотеке Франции, где составляют отдельный кодекс, скопированный, если судить по почерку, тремя разными писцами уже в XVII в.[1118] Именно из этой рукописи происходит, в частности, текст анонимного апологиста епископа Парижского, упоминавшийся выше[1119], однако помимо него здесь имеются и некоторые другие, весьма любопытные документы. К ним прежде всего относятся два текста, авторы которых категорически отрицали сам факт одержимости Марты Броссье.
Наибольший интерес для нас представляет первый из них – письмо, адресованное Пьеру де Гонди и отосланное в Париж, как следует из его заголовка, 16 марта 1599 г., т. е. за две недели до того, как семейство Броссье появилось в столице Франции. В самом тексте, однако, содержалось уточнение: автору уже было известно, что Марта предстанет перед комиссией, созванной епископом 30–31 марта того же года[1120]. Таким образом, указанная неизвестным переписчиком дата оказывалась неверной, и наш документ следует отнести самое раннее к началу апреля 1599 г.
От кого же пришло это письмо? В его титуле значилось, что оно было отправлено некоей Анной Шевро, жительницей Роморантена[1121]. Послание от простой незнатной провинциалки епископу Парижа вполне могло считаться для XVI в. событием редким, хотя и не исключительным[1122]. Однако еще более впечатляет тот факт, что Анна писала Пьеру де Гонди из тюрьмы, где к тому времени находилась уже год и куда угодила по обвинению, сфабрикованному… Мартой Броссье и ее родителями. Согласно данному документу, женщина подозревалась в том, что являлась ведьмой и, благодаря своей связи с дьяволом, смогла навести на нашу главную героиню порчу («отравила ее»), превратив ее в одержимую[1123].
Подобная ситуация для французов эпохи Средневековья и раннего Нового времени представлялась совершенно типичной. Человек становился одержимым не сам по себе, т. е. не вследствие прямого контакта с Нечистым, но при посредничестве третьей силы – ведьмы или колдуна[1124]. Однако в письме Анны Шевро исключительно подробно оказался описан не только сам процесс «превращения» Марты в одержимую, но и события, которые тому предшествовали.
Историю своих обидчиков Анна начинала с описания тяжелой материальной ситуации, в которой оказался глава семейства Жак Броссье. Человек изначально достойный и обладающий средствами, он к старости «по причине войн, проигранных судебных процессов и прочих неудач» полностью разорился[1125]. Таким образом, у него не осталось никаких возможностей дать хоть какое-то приданое за своими четырьмя дочерьми, самой старшей из которых в 1599 г. исполнилось уже «38 или 40 лет», а самой младшей было «по крайней мере 20»[1126]. Марта была третьей дочерью Жака Броссье и, по словам Анны Шевро, она прекрасно понимала, что у нее нет ни малейшего шанса выйти замуж. Вот почему, как полагали многие жители Роморантена, она «совершенно сошла с ума» и предавалась тоске в одиночестве[1127], пока однажды не совершила из ряда вон выходящий поступок.
1118
Впервые в научный оборот данный кодекс ввел Робер Мандру (
1121
Lettre escrite à Monsieur de Paris par une nomméë Anne Chevreau prisonniere à Romorantin accuséë par Marthe Brossier pretendue demoniaque, de l'avoir ensorceléë, du 16e Mars mil cinq cents quatre vingtz dix neuf // Ibid. Fol. 1-19v.
1122
Обращение за помощью и защитой к церковным иерархам в делах об одержимости и колдовстве было достаточно распространенным явлением в странах Западной Европы в позднее Средневековье и раннее Новое время. См. об этом, к примеру:
С. 71–91;
1123
«Ayant esté retenue prisonniere depuis un an en ça, par les Calomnies et jmpostures de quelques Meschantes personnes, et principalement par les Ruzes criminelles d'une fille nomméë Marthe brossier laquelle feignant estre possedéë des Esprits Malins,
1124
Данная цепочка действий была детально изложена, к примеру, в «Демономании колдунов» Жана Бодена 1580 г. См. об этом:
1125
«Jacques Brossier pere de ladite Marthe Brossier, a esté un homme assés aysé, et qui a eu honnestes moyens, desquels il est maintenant descheu, et les a perdus, tant à cause des guerres, pertes de Procés, que autres accidents» (Pièces concernant Marthe Brossier, de Romorantin. Fol. 3).
1127
«Se voyant quasi hors d'Espoir d'estre mariéë n'estant que la troisieme…